Кола. Борис Поляков

кивнул.

      – Брюхо вдоль распластаешь: печень в обрез, шкуру долой – солить потом будем, а остальное обратно в море, товаркам ее на корм, значит.

      Андрей побросал кротилку с руки на руку, поиграл ею. Легковата, пожалуй, а так ничего себе, ладная будет.

      – Она – мне, что ли?

      – Тебе.

      Андрей отошел чуть, примерился, как бы мог ею ударить.

      – А промахнусь ежели, как нынче в кузне? Или, часом, память не отшибу?

      Афанасий ему:

      – Может и осерчать акула. Тот год с Сулль Иванычем ходил один нашенский. Был случай, промахнулся, разинул рот.

      – И что?

      – Ничего особого. Без ноги теперича. Сказывали, еле ушли потом. Акулы хотели и шняку опружить, когда кровь-то учуяли. Так-то вот.

      Когда Сулль со Смольковым пришли на шняке, у Андрея с Афанасием было все готово. Грузили шняку споро, в согласье. Сулль со всеми на равных, шутит все, улыбается. А когда закончили, спохватился:

      – Нет еще новых весла. Там угол другой поставлен. И бочка нет малый.

      И Смолькову кивнул: пойди, мол.

      Видно было, как Смольков в дверях долго с бочонком возился. Афанасий со смехом шумел с мостков:

      – Помочь, может? Тяжко тебе с непривычки-то!

      – Да, да. Тяжко ему, – шутил и Сулль, и они с Афанасием смеялись без особой причины, словно веселье распирало их, словно не на акул собирались они в море, а на вечёрку, какую год ждали. Не верилось, что совсем недавно это Сулль так зверел в кузне. Глядя на них, смеющихся, Андрей вдруг почувствовал: на душе легко стало, будто долго нес груз тяжкий, а сейчас отдохнуть сел и скинул. Улыбаясь, пошел к Смолькову.

      Бочонок чудной какой-то, весь в аккуратных дырках – насквозь светится. Дырки большие, аж пальцы лезут. «Для чего такой?» – удивился Андрей. Смольков на мостки оглянулся, не идет ли кто, зашептал:

      – Молодец ты, Андрюха, добрый. Пришел без смеху. А иноверец, ишь ведь, тоже оскалился. Чего смешного? Может, не этот нужен. Правильно ты его саданул по рукам в кузне.

      – Получилось так. Без умысла.

      – Со мной-то чего хитришь? Видел я. Правильно саданул. Пусть знает: мы за себя тоже стоять умеем.

      – Да ладно ты, брось, – отмахнулся Андрей. – Возьми лучше весла. – И кинул себе на плечо бочонок, пошел к мосткам.

      Сулль осматривал в шняке поклажу, перебирал все руками.

      – Теперь все нашел? – спрашивал Афанасий.

      – Надо не забывать, все держать в память, все брать.

      – Так ведь забыл уже.

      Сулль обеспокоенно оглянулся.

      – Забыл? Что забыл?

      – Ну да, – Афанасий задрал бороду, поскреб под ней горло, кривя губами. – Обычай забыл.

      Сулль засмеялся.

      – Ничего не забывал. Сейчас будем накрывать шняка и ходить домой, делать обычай.

      Афанасий кивнул на шняку и посоветовал:

      – Ее надо в Колу ставить.

      – Пусть тут, – сказал Сулль.

      – Отсюда в море не ходят, Сулль Иваныч, – настаивал Афанасий.

      – То одинаково.

      – Не спорь, Сулль Иваныч. И отцы, и деды оттель ходили. И мы завет рушить не станем, оттель