В краю солнца. Тони Парсонс

и чокнулся с русским, который, похоже, был в полном восторге от происходящего. Мы сидели в ВИП-зоне. От всех остальных она отличалась тем, что наши места отгородили веревкой и каждому выдали полиэтиленовый пакет с двумя банками пива «Тайгер». Я нервно сделал глоток.

      Пригнувшись и размахивая кулаками, Джесси бросился вперед – последняя отчаянная попытка пробить защиту маленького тайца, пока тот окончательно его не изувечил. Но таец поднял одно колено и метко ударил моего друга в подбородок. Джесси рухнул на руки судье, который обнял его, словно любящий родитель, и объявил бой оконченным. Я испытал болезненное облегчение – все позади.

      От восторга маленький таец сделал несколько безупречных сальто назад, звонко ударяя босыми ногами в покрытый истертым брезентом пол.

      Пирин, таец Фэррена, сидел в углу. Он посмотрел на меня и кивнул. Музыканты перестали играть, и теперь можно было нормально разговаривать, а не перекрикиваться.

      – Ну что, Том, все в порядке? – спросил Фэррен. – Жена-дети здоровы?

      Видимо, выражение моего лица изменилось, потому что он наклонился, ткнул меня пальцем в грудь и сказал, обдавая меня запахом пива:

      – Машину мы вам достанем. Хватит ездить на старом мотоцикле.

      Вот он, шанс, которого я так ждал.

      – Мотоцикл мне нравится. Я его отремонтирую, и будет как новенький.

      Я давно обдумывал этот разговор и медлил не больше секунды.

      – Моя виза – вот что меня беспокоит. Это ведь туристическая виза. Я ценю то, что вы для нас делаете – правда ценю, – но я хочу, чтобы все было по закону.

      Добавить мне было нечего. Я хотел работать, но работать законно, и Тесс хотела для меня того же.

      – Так все приезжают по туристической визе! – Фэррен похлопал меня по спине. – С формальностями разберемся потом. Мы же не позволим этим проклятым бюрократам ставить нам палки в колеса, верно?

      – Верно, – улыбнулся я. Ничего не изменилось, но я все равно испытал огромное облегчение. – Конечно, не позволим.

      Я поднялся на ринг, где Пирин приводил в чувство Джесси.

      – В муай-тай всегда так, – сказал Пирин. Из-за акцента название тайского национального спорта в его устах звучало как-то непривычно. – Пинок уступает удару. Удар уступает колену. Колено уступает локтю. Локоть уступает пинку.

      Мы помогли Джесси встать. На ногах он кое-как держался, но выражение его бледно-голубых глаз меня пугало: взгляд их не был сосредоточен ни на чем определенном.

      – А Джесси уступает всем, – со смехом подытожил Пирин и хлопнул его по спине.

      Джесси посмотрел на нас.

      – Что случилось? – с трудом спросил он.

      – Ча-на норк, – ответил Пирин, – нокаут. Но тебе нечего стыдиться. Ты храбро сражался. Гордись своим сердцем.

      – Нет, – сказал Джесси, – что случилось со мной? Я же умел драться. – Он печально посмотрел на меня. – Правда умел, и довольно неплохо.

      – Знаю, – кивнул я. – Я видел твои бои. Ты показывал мне видео, помнишь?

      – Ты