Печать Аваима. Забытый во Мраке. Анастасия Якушева

отно остановился, – не подскажете, есть ли здесь постоялый двор?

      Мужик недовольно почесал бороду, раздосадованный остановкой, но осекся, разглядев одеяние.

      – Как же жь нетуть, ваш лекарство? Обязательно есть! Тудава курей вот везу, – он гордо указал на пеструшек, – а так это вы, стало быть, в город… ну, дык… это… завтра у головы нашего праздник: дочка евона, Мальтиша, замуж выходить.

      – Не подскажешь, милейший, как пройти к этому заведению?

      – Дак как же не подскажу? Вот прямо и идите, там-то он и стоить, – крестьянин запнулся и опять запустил пятерню в бороду, – да только не столують они сегодня, ваш лекарство. Праздник-та завтра.

      – Есть у кого на постой спроситься?

      – Дак вы Сесилю спросите, вдову Нигелеву! Она давеча пилигримов приютила. Да и пиво ейное попробуйте – со всего города за ним ходют. Ой, – спохватился крестьянин – бывайте, ваше лекарство, спешить мне надо, – и прикрикнув на ослика, засеменил дальше.

      Лекарь проводил его задумчивым взглядом и пошел следом.

      Возле города он с удивлением разглядел, что зеленая поросль, которую он сначала принял за дикий кустарник, оказалась ухоженными садами, разбитыми прямо под городскими стенами, а сама стена была вовсе не единой, а состояла из притертых друг к другу фасадов – разнородных и неровных, с окошками и дверьми, выходившими прямо в сады.

      Пройдя ворота, вбитые прямо в стены соседних домов, он оказался на небольшой площади, вымощенной покатыми черными валунами. Внутри каменные дома стояли также плотно, и расходились от площади широкие светлые улицы, которые дальше снова разветвлялись многочисленными проулками и закутками.

      Лекарь огляделся, осматривая новое место. Город, как город: шумный, суетливый, немного неряшливый – еще один из многих на его пути. Он выбрал улицу пошире и пошел наугад, с любопытством глядя по сторонам. Строения, удивительно разнообразные, сплетались в диковинный каменный лабиринт, в котором бурлил шумный людской поток и разносился перестук из ремесленных лавок. Выхватив из потока пробегавшего мальчонку-разносчика, лекарь уточнил дорогу и двинулся к северной окраине.

      Пройдя с половину небольшого совсем города, он с удивлением отметил, что не встретил ни единого деревянного сруба или хотя бы мансарды, а шум работы ремесленников здесь, далеко от ворот, казался еще сильнее, оглушая отвыкшего от городской суеты путника. Улицы, удаляясь от центра, оставались такими же оживленными, а дома не делались хуже, как это часто бывает в больших селениях, а лишь несколько мельчали, уступая центральным размерами и отделкой. Дороги, даже самые мелкие, были вымощены все теми же черными валунами.

      Лекарь потер переносицу, силясь припомнить название города, выбитое витиеватыми буквами прямо у ворот, но голова гудела от непривычной суеты, и память не могла сложить ускользающие завитушки. Устало вздохнув, он припомнил, что в паре дней пути к северу, вроде, должны быть Черные каменоломни, снабжавшие город камнем, и выбросил назойливую мысль из головы, сосредоточившись на поисках неизвестной Сесилии.

      После нескольких неудачных попыток он вышел на правильную улочку, тянувшуюся к внешней линии домов. Дом Сесилии стоял в конце этой улицы и внешним фасадом составлял часть городской стены, заметно отличаясь от окружавших его построек внушительными размерами.

      Лекарь подошел, поднялся по широким каменным ступеням и постучал в дверь.

      Некоторое время ничего не происходило, но затем из глубины дома послышались быстрые уверенные шаги, и дверь внезапно распахнулась, едва не снеся худого лекаря. На пороге застыла недовольная крупная женщина лет сорока: широкая, плотная, со следами муки на румяном, блестящем от пота лице. Одной рукой она держала дверь, а второй подпирала пышный бок. Темные волосы выбились из-под яркого платка и налипли на мясистую розовую шею.

      Сесилия раздраженно уставилась на посетителя, но, заметив золотые нити по черному вороту, смягчилась:

      – Зачем пожаловали, ваше лекарство? – вежливо, но без радушия поинтересовалась она.

      – Люди сказывают, что вы берете на постой.

      – Люди много чего сказывают, – строго ответила хозяйка, и добавила уже мягче, – но вам не откажу, хоть и тесновато у меня в праздник.

      Она отступила, пропуская его внутрь.

      – Благодарю вас, любезная, – лекарь галантно поклонился, – к вашим услугам, если кого подлечить понадобится.

      Хозяйка нервно хохотнула:

      – Не до хвороб нам нынче. Отдыхайте. Опосля налечитесь.

      И она по-домашнему, уверенной рукой подхватила его под локоть и повела широким коридором.

      – Как величать-то вас, господин лекарь?

      – Всерадетель Тамаш.

      Хозяйка удивленно уставилась на гостя. Затем перевела взгляд на тонкую полосу золотых символов, вышитых по вороту балахона, и ахнула, разглядев в золоте другую вышивку – черным по черному слева от тесьмы, слегка поблескивая, в золотой рисунок вплетались две крохотные ладони, державшие черную сферу.

      – Большая