Долгое прощание с близким незнакомцем. Алексей Николаевич Уманский

трудом… Экспедицию для души, которую столько времени вынашивал, осуществить не успел. Второй роман не дописал. Столько всего не сделал из того, что мог и хотел, и именно тогда, когда перед ним открылись большие возможности. Вы его много лет знаете?

      – Да с тех пор, как он из Магадана приехал.

      – Понятно, – отозвался Горский. Это значило примерно двенадцать лет.

      – Слушай, Миша, – продолжил Николай, – говори мне «ты». Мне так привычней.

      – Ладно, Коля. Я его первую книгу, должно быть, тоже где-то в то же время прочел. Так что мы его знаем одинаково долго. Только ты его видел часто, а я ни разу. Обидно.

      Коля в полном согласии кивнул головой – дескать, еще бы не обидно!

      Этот друг-сосед много знал о Глебе и его житье-бытье и помогал, как мог и умел. Вдруг стало понятно, что упомянутый в кураевской книге об одиночных странствиях по Чукотке «безвестный механик» – автор примуса, помещавшегося в кармане штормовки, – как раз и есть этот самый Николай.

      – У него много было друзей. Глеб такой был: если его кто узнавал, потом обязательно к нему тянулся. Да сам видишь – вон сколько людей на сорок дней набежало. А ведь не очень близко к Москве. И на похоронах было не меньше, и на девять дней.

      – Мне сказали, что еще и его однокурсники из геолого-разведочного прямо на кладбище придут.

      – Придут, – убежденно подтвердил Николай. – Эти уж обязательно!

      Они пересекли железнодорожную линию и вышли на пристанционную площадь. Пыльную, с выбоинами в асфальте, с конечными остановками нескольких автобусных маршрутов. В единственное такси сели Люда, жена покойного Кураевского друга, еще какие-то две женщины и сын Оли и Глеба – Саша, застенчивый двенадцатилетний парнишка в джинсах и белой футболке. Сама Оля, равно как и ее, условно говоря, золовка и тезка Ольга Александровна остались вместе с прочими ждать автобуса. Николай сказал, что и на автобусе ехать неудобно – все равно до места не довезет. И они действительно шли от остановки куда их доставил автобус, еще около километра вдоль кладбищенской ограды.

      С центральной аллеи кладбища они долго пробирались между оградами. В голову Горскому лезла мысль: как же тут ухитрились пронести покойника.

      Однокурсники-геологи, сгрудившись по одну сторону от могилы, уже поджидали их там. Впрочем, не только однокурсники – двое были явно постарше. Один из них, с изрытым оспой лицом и прямым ясным взглядом, был совершенно седой. Горский с любопытством вглядывался в лица. В свои студенческие времена он знал кое-кого из МГРИ: одних по альплагерю, других через своего одноклассника Гошу, учившегося там. Правда, Кураев был на один или даже на два курса младше Михаила, и потому шансы обнаружить здесь кого-то из старых знакомых были невелики.

      Один из пожилых, но не седой, а другой, извлек на свет первый сборник Глеба и стал расхваливать в нем самую «романтическую» вещь – «Принцессу, свалившуюся с неба», потом они принялись рассматривать помещенный в сборнике портрет