Жена странного человека. Александр Вин

вдруг начал говорить слишком много и громко, но ничего не мог с собой поделать <…>

      <…> Анна с улыбкой отвечала на вопросы, медленно и прямо переглядывалась с подругой, не спеша отламывала кусочки хлеба. Большая сине-черная шаль на плечах была очень хороша, может быть ещё и потому, что позволяла видеть что-то удивительно милое в её лице. Тёмные глаза спокойно смеялись.

      С восторгом и украдкой я смотрел на неё, замирал, когда приходилось понимать, что наши взгляды вот-вот встретятся <…>

      <…> …Гуляли по сумеречному городу уже долго. Возвращались к вокзалу, Анна зябко поправляла воротник пальто, улыбнулась, но ничего не сказала, когда я взял её под руку. Двое других отстали от нас, о чём-то дружно хохотали, лишь изредка громко призывая нас не потеряться.

      С каждым шагом, с каждым мгновением прикосновения тёплой руки из меня уходило всё не моё, я чувствовал, как мне становится легко говорить и находить точные слова, как освобождаюсь от привычных, но, оказывается, чужих интонаций, понимаю, что именно сейчас мне нужно быть самим собой.

      Я спешил говорить, сбивался, размышлял вслух. Хотелось видеть, что Анна меня понимает. Уже не смущаясь, я жадно и требовательно заглядывал в её глаза, искал в коротких ответных словах удивление собою.

      И, не умея больше откладывать встречу с близкой вокзальной суетой, неуверенно спросил:

      – Скажи, на кого я похож?

      Услыхал через короткий смешок.

      – На клоуна.

      Сразу же тревожно улыбнулась, тронула моё плечо.

      – Не обижайся, прошу тебя. Я…

      Ослепило и жгло.

      «За что?!»

      Анна тоже волновалась. Дышала по очереди на свои ладошки, что-то ещё поспешно говорила и, как мне казалось, ждала прощения.

      – Надо идти <…>

      <…> В короткой неловкости расставания я видел и запомнил печальное нежное лицо за пылью вагонного стекла, стремительные рывки чёрных стрелок на круглых вокзальных часах.

      Я чувствовал, что смотрю на неё, стиснув зубы. Часы торопили, я трудно решался, потом схватил приятеля, быстро потащил его к подземному переходу.

      Анна отвела взгляд от окна, сказала что-то короткое в ответ на чей-то вопрос из глубины вагона, устало поправила чёрный платок <…>

      <…> После сумасшедшего бега от железнодорожных касс до перрона я задыхался.

      – Вот…, мы едем с вами! В ваш город, в одном вагоне. Вы разрешите?

      Я не ждал никакого другого ответа, кроме восхищённого согласия, с торжеством улыбался, приятель скучал позади меня, в проёме двери купе, недовольно рассматривая свои форменные перчатки.

      – Нет.

      Почему она тогда так испугалась?

      – Уходи. Уходи, прошу тебя, не надо…

      Поезд тронулся, и мы с приятелем, выбрав медленный момент, прыгали на пыльную насыпь уже на самой окраине города.

      В глухом сумраке тамбура Анна протянула мне тогда спешно оторванную бумажную полоску с адресом и прошептала:

      – Ты наверно не приедешь… <