Жена странного человека. Александр Вин

Все они располагались у иллюминаторов так, что помимо своей воли оглядывали океан…

      Однажды днём наползла душная дымка. Солнце не спряталось, а превратилось в мутное неконкретное пятно. Пряно и тяжело запахло цветами с близкого африканского берега. Прямо по курсу горизонт выщербился какой-то неправильностью. Всплеск очень далёкой тёмной волны рос и на глазах превращался в белый парус. Публика оживилась, стряхнув последние впечатления обильного обеда, зашумела, требуя бинокли.

      Парус квадратно рос над горизонтом, делился на части, разрастался вверх и вширь. Стало ясно, что это не яхта. Я скомандовал рулевому подвернуть на десять градусов влево. От бинокля я уже не отрывался и не обращал внимания на случайные слова общего изумления.

      Узнал – это был мой Корабль!

      Воспрявшее солнце и резкость океана я отметил гораздо позже, а в первую очередь опять удивился четким стремительным линиям Корабля.

      Наш капитан поднялся в рубку, встревоженный незапланированной сменой курса. Я довернул уже почти на полборта, вглядываясь через иллюминаторы в приближающийся Корабль.

      И в слабый попутный ветер Он шел ровно. Паруса были обтянуты грамотно и старательно. Чехлы на шлюпках не морщинились, волна под форштевнем раздвигалась степенно и солидно. Неожиданно брызнула жёлтым бронзовым лучиком на баке рында.

      Он изменил курс и сбавил ход. Мы по широкой дуге огибали Его мощные крепкие борта. С наветра отчеркнулась от воды чудесно чистая полоса ватерлинии, внезапно появился в полный размах флаг и хороший, полный луч света высветил Его полностью на тёмной ткани океана.

      Безрассудно и безнадежно я кричал Ему в рупор слова приветствия.

      И был услышан.

      Отвечали мне вежливо, объяснили, что моих одногодков, соратников по мореходным курсам на борту нет, что из командного состава тех лет остался только второй помощник капитана, да и тот на данный момент уже стал капитаном, сообщили свой курс, скорость и цель плавания.

      С ясностью помню, как горели тогда мои щеки, как я рывками искал в памяти какие-то особые мои приметы в том рейсе, чтобы объяснить – вдруг вспомнят? – а потом понял, что всё это бесполезно и незачем пытаться заставить капитана Корабля узнавать того незаметного мальчишку.

      Я попрощался, опустил бинокль и скомандовал рулевому прежний курс. Нужно было идти домой.

      Поезд стремился вперёд по ночной равнине.

      Впервые в жизни Бэлла видела своё отражение на стекле, за которым мелькали звёзды и тёмные деревья далёкого леса.

      – Вы встретитесь с Ним ещё раз? Ведь вы же говорили, что прошло почти три года?

      – Я болен, Бэлла, жизни остались крохи, мне уже никогда не увидеть океан.

      С тяжёлой упрямостью Рио стоял, опустив крепкие кулаки на поручни.

      – Через полчаса будет Рингавэй, нужно собирать вещи. В этом городе живет мой сын…

      Молодой человек коснулся лбом холодного стекла.

      – …Со своей мамой. Я не видел их давно. Всю его жизнь. Когда-то я думал, что человек не