Девяносто третий год. Виктор Мари Гюго

из-за кюре сослали на галеры, ихнего свекра король повесил, а они, дурьи башки, сражаются, устраивают мятежи, готовы дать себя уложить ради своего сеньора, кюре и короля!

      Сержант скомандовал:

      – В строю не разговаривать!

      – Мы и так не разговариваем, сержант, – ответил гренадер, – да все равно с души воротит смотреть, как такая миленькая женщина сама лезет под пули в угоду какому-то попу!

      – Гренадер, – оборвал его сержант, – мы здесь не в клубе секции Пик. Не разглагольствуйте.

      Он снова повернулся к женщине:

      – А где твой муж, сударыня? Что он поделывает? Что с ним сталось?

      – Ничего не сталось, потому что его убили.

      – Где убили?

      – В лесу.

      – Когда убили?

      – Третьего дня.

      – Кто убил?

      – Не знаю.

      – Не знаешь, кто твоего мужа убил?

      – Нет, не знаю.

      – Синие убили? Белые убили?

      – Ружье убило.

      – Третьего дня, говоришь?

      – Да.

      – А где?

      – Около Эрне. Мой муж упал. Вот и все.

      – А когда твоего мужа убили, ты что стала делать?

      – Пошла с детьми.

      – Куда?

      – Куда глаза глядят.

      – Где спишь?

      – На земле.

      – Что ешь?

      – Ничего.

      Он скорчил классическую солдатскую гримасу, вздернув пышные усы к самому носу.

      – Совсем ничего?

      – Ежевику рвали, терн прошлогодний, он еще кое-где на кустах уцелел, чернику ели, побеги папоротника.

      – Так. Выходит, что ничего.

      Старший мальчик, поняв, очевидно, о чем идет речь, повторил: «Есть хочу».

      Сержант вытащил из кармана краюху хлеба – свое дневное довольствие – и протянул ее женщине. Она разломила краюху пополам и дала по куску старшим детям. Те с жадностью принялись уплетать хлеб.

      – А себе не оставила, – проворчал сержант.

      – Потому что не голодна, – сказал солдат.

      – Потому что мать, – сказал сержант.

      Мальчики перестали жевать.

      – Пить хочу! – сказал один.

      – Пить хочу! – сказал другой.

      – А в этом чертовом лесу даже ручья нет! – воскликнул сержант.

      Маркитантка сняла медную чарку, висевшую у нее на поясе рядом с колокольчиком, отвернула крышку жбана, который она носила через плечо, нацедила несколько капель и поднесла чарку к губам ребенка.

      Старший выпил и скорчил гримасу.

      Младший выпил и сплюнул.

      – А ведь какая вкусная, – сказала маркитантка.

      – Ты чем их попотчевала, водкой, что ли? – осведомился сержант.

      – И еще какой, самой лучшей! Да ведь они деревенщина.

      И она вытерла чарку.

      Сержант снова приступил к делу:

      – Значит, сударыня, спасаешься?

      – Пришлось.

      – Бежишь, стало быть, прямиком через поля?

      – Сперва я бежала, сколько хватило сил,