Девяносто третий год. Виктор Мари Гюго

стихией. Огромные валы лизали зияющие раны корабля, и как страшна была эта грозная ласка! Баюкающая зыбь таила в себе опасность. Слабый ветер переходил в штормовой. Нахмурившийся горизонт сулил шторм, а быть может, и ураган. Взор различал в потемках лишь три-четыре ближайшие гребня волн.

      Пока весь экипаж спешно исправлял наиболее серьезные повреждения на нижней палубе, пока заделывали пробоины, расставляли по местам уцелевшие орудия, старик пассажир выбрался на верхнюю палубу.

      Он стоял неподвижно, прислонившись к грот-мачте.

      Погруженный в свои думы, он не замечал движения, начавшегося на судне. Шевалье Ла Вьевиль приказал солдатам морской пехоты выстроиться в две шеренги по обе стороны грот-мачты; услышав свисток боцмана, матросы, рассыпавшиеся по реям, бросили работу и застыли на местах.

      Граф дю Буабертло подошел к пассажиру.

      Вслед за капитаном шагал какой-то человек в порванной одежде, растерянный, задыхающийся, и все же вид у него был довольный.

      То был канонир, который только что и весьма кстати показал себя искусным укротителем чудовищ и одолел взбесившуюся пушку.

      Граф отдал старику в крестьянской одежде честь и произнес:

      – Господин генерал, вот он.

      Канонир стоял по уставу навытяжку, опустив глаза.

      Граф дю Буабертло добавил:

      – Генерал, не считаете ли вы, что командиры должны отметить чем-нибудь поступок этого человека?

      – Считаю, – сказал старец.

      – Соблаговолите отдать соответствующие распоряжения, – продолжал дю Буабертло.

      – Отдайте сами. Ведь вы капитан.

      – А вы генерал, – возразил дю Буабертло.

      Старик, бросив на канонира быстрый взгляд, приказал:

      – Подойди сюда.

      Канонир сделал шаг вперед.

      Старик повернулся к графу дю Буабертло, снял с груди капитана крест Святого Людовика и прикрепил его к куртке канонира.

      – Ур-ра! – прокричали матросы.

      Солдаты морской пехоты взяли на караул.

      Но старый пассажир, указав пальцем на сиявшего от счастья канонира, добавил:

      – А теперь расстрелять его.

      Радостные клики смолкли, уступив место угрюмому оцепенению.

      Тогда среди воцарившейся мертвой тишины раздался громкий голос старика:

      – Из-за небрежности одного человека судну грозит опасность. Кто знает, удастся ли спасти его от крушения. Быть в открытом море – значит быть лицом к лицу с врагом. Корабль в плавании подобен армии в бою. Буря притаилась, но она всегда рядом. Море – огромная ловушка. Смертной казни заслуживает тот, кто допустил оплошность перед лицом врага. Всякая оплошность непоправима. Мужество достойно вознаграждения, а небрежность достойна кары.

      Эти слова падали в тишине медленно и веско, с той неумолимой размеренностью, с которой топор удар за ударом врезается в ствол дуба.

      И, властно взглянув на солдат, старик добавил:

      – Выполняйте приказ.

      Человек, на лацкане куртки