У всякой охоты свои заботы. Степан Сивцев-Хамалга

этот случай всегда беру с собой копье и за голенищем ношу якутский нож. И никогда не надо терять голову, запаникуешь – тут тебе и кранты! Не надо делать поспешных действий. Поспешность в этом деле плохой помощник. Нужно выбрать единственно правильный момент для решающего выстрела. Я по молодости вместо медведя несколько раз стрелял всвою собаку. Ведь медведь только кажется неуклюжим. Его неуклюжесть кажущаяся. На деле медведь стремителен. Все медведи, как и люди, совершенно разные. Среди них встречаются умные и глупые, отважные и трусливые. Но всегда и всюду поведение их непредсказуемо. В этом-то и заключается главная опасность. Думаю, что этот проказник залег где-то здесь. Раз он сожрал всю мою добычу, сала на нем на четыре пальца. Мужики, может, вы что-нибудь учуяли, нет ли признаков берлоги?

      – Да ну его. Мы ни разу еще не ходили на медведя. Да и нет у нас желания охотиться на него. Пусть спит и видит сладкие сны.

      – Ну, ну. Дело хозяйское. Если наткнетесь на берлогу – сами не тревожьте. Это не шуточное дело. Сообщите мне, и я приеду.

      В тот день я провалился в полынью и пришел к тордоху засветло. Разжег очаг, приготовил нехитрую похлебку. Вдруг мне почудилось, как будто кто-то распевает во все горло. Прислушался, точно: Андилька горланит песню. Выскочил навстречу, смотрю – а он как-то странно возбужденный, испуганный какой-то.

      – Что случилось? – спрашиваю я.

      – Нашел берлогу, чуть в него лыжей не въехал. Не успел отъехать, сзади он как зарычит! Я и убежал.

      – А зачем пел-то?

      – Да со страху. Думал, если я буду шуметь, медведь не погонится за мной.

      Надо сказать, что мы втроем окончили школу, учились в Таскане, жили в интернате. Наши сверстники, которые после четырех классов остались в стойбище, давно уже добыли своих первых медведей. А нам как-то не довелось – ведь мы были с родителями только летом, когда вовсю шла путина. Сразу после праздника лета Сахадзибэ в местах массового скопления рыбы ставили волосяные сети – йодйэили окружали рыбьи косяки неводами. На нерестилищах рыбу добывали баграми и крючьями. В горных речках ставили изгороди – ёз и плетенные из тальника верши – мортэ. Так что мы более разбирались в рыболовстве, чем в охотничьих делах. Мой отец, как председатель колхоза, был лигэйэ шоромох[2], распределял нас, молодых юкагиров, по охотничьим ватагам, которыми руководили опытные и признанные охотники – хангиче. Вот и в этом году нам дали задание полегче: добыть белок. Вечером, когда приехал Тегойка, мы рассказали ему про берлогу.

      – Завтра надо съездить к Сохатому, оповестить его, – говорю я.

      – Зачем нам старый якут? Сами добудем медведя, и будет нам почет и слава! Скоро нам будет по семнадцать лет, а мы до сих пор еще не убили своего медведя. Доколе нам позориться? Неужели мы, будущие хангиче, с такими славными винтовками не сможем убить сонного увальня-медведя? – Тегойка высказал свое неодобрение.

      Долго спорили и решили не вызывать на помощь Сохатого. Утром

2

Лигэйэ шоромох – старейшина рода.