Я здесь больше не живу. Марика Геворкян

пришлет моя племянница деньги из Америки, Гагик джан, пойду куплю муки, масла, испеку гату на весь двор!

      Другой парень лет шестнадцати, (стоящий рядом с Гагиком на фотографии), с сомнением восклицает:

      – Эх, бабо Мариам, да ты ждешь этих денег целый год! Мы твоей гаты, поди, так и не дождемся!

      Бабушка Мариам идет дальше в сторону арки, кричит им вслед:

      – Дождетесь, дождетесь, Тигран джан! Вот пойду сейчас на почту. Может деньги меня там уже ждут!

      Тот же дворик – колодец. Падает снег крупными хлопьями.

      Под навесом балкона верхнего второго этажа рядом с дверью бабушки Мариам женщина лет сорока стирает детское белье в корыте, стоящем на высоком табурете. От корыта поднимается пар. Рядом на скамеечке стоит таз, куда женщина бросает постиранные выжатые вещи.

      В другом конце двора из арки показывается бабушка Мариам. Женщина у корыта поднимает голову. Увидев старушку, она вытирает руки о передник, пытливым взглядом смотрит на нее в ожидании, когда та подойдет поближе.

      Бабушка Мариам подходит к своей двери, отряхивает с шали снег, притопывает ногами. Женщина убирает со скамейки таз, ставит на землю, говорит:

      – Присядь, бабо Мариам. Ну что, есть новости?

      Пожилая женщина садится на скамейку, кладет провизионку рядом с собой, едва слышно, со вздохом произносит:

      – Есть…

      Женщина с интересом спрашивает:

      – Ты наконец получила денежный перевод?

      Бабо Мариам разводит руками, причитает:

      – Куда уж, Кима джан, никакого перевода не было. Эх, детям гату испечь обещала.

      Кима берется за стирку, говорит:

      – Бог с этой гатой. Так какая же новость есть у тебя?

      Бабо Мариам подавленно отвечает:

      – У меня талоны на питание за этот месяц украли.

      Кима выпрямляет спину, горячо восклицает:

      – Ну, бабо Мариам, что ж ты так? И в прошлый раз ты их теряла. Надо быть внимательнее в такие времена. Ну, хоть не пускать тебя идти одной за ними!

      Пожилая женщина встает, берет сумку, обиженно говорит:

      – Не надо со мной ходить. Сама всё знаю.

      Кима выжимает белье в руках, говорит примирительно:

      – Ты меня извини, бабо Мариам! И не переживай сильно. Что-нибудь придумаем.

      Бабо Мариам нагибается перед дверью, достает ключ из-под половика, с чувством произносит:

      – Спасибо, Кима! Добрая ты душа!

      Затем открывает дверь, заходит в свою комнату, захлопывает дверь изнутри.

      Бабо Мариам в своей комнате закрывает дверь изнутри на ключ. Кладет провизионку на коврик перед дверью. Раздевается, аккуратно вешает шаль и пальто на деревянную, инструктированную с рисунком виноградной лозы, вешалку. Садится на стул, стоящий под вешалкой, снимает обувь. Надевает резиновые колоши. Встает со стула, берет с коврика провизионку, идет к тахте, которая стоит справа от двери у стены с маленьким окном с короткими в цветочек ситцевыми занавесками, садится