Брянский капкан. Александр Михайловский

загоняют на платформы, крепят. Потом подъемный кран надевает поверх САУ или БМП деревянный чехол, имитирующий четырехосный деревянный грузовой вагон (или, в просторечии, теплушку). Немецкой воздушной разведке совершенно необязательно знать, кто и куда едет. Бойцы работают быстро, но без суеты. Расчет времени был сделан с запасом, и когда погрузка закончится, то до часа, когда эшелоны бригады начнут покидать станцию, у нас еще остается некоторое количество времени. Ефрейторский зазор, однако.

      Вот в расположении первого батальона, закончившего погрузку раньше всех, при неярком свете фонариков и небольшого костерка заиграл плеер кого-то из попаданцев. Потом мотив подхватила гармошка. Кто-то запел. Как мотыльки, летящие на огонек, одна за другой на звук гармошки потянулись зенитчицы. А вот и танцы…

      Мы с Брежневым переглянулись. Он тяжко вздохнул.

      – Леня, – сказал я, – наверное, было бы неправильным лишать людей этого маленького праздника. Поэтому тебе сейчас, как комиссару, лучше всего возглавить и направить то что невозможно победить. Пока еще есть время и нет тревоги, пусть парни повеселятся. И при этом будет лучше, если комиссар не будет возражать, а присоединится к веселящемуся народу, ну и проследит заодно, чтобы все было культурно и не произошло ЧП.

      – Понятно… – сказал Брежнев, одним глазом косясь на мечущиеся у вагонов тени. – Ну а ты-то как?

      – А бедный старый подполковник Слон, – ответил я, – сейчас пойдет по другим батальонам и будет подгонять отстающих, чтобы не шлаговали, а скорее заканчивали и честно присоединялись к веселью. Как говорили древние, командиру – командирово, а комиссару – комиссарово.

      Кивнув, будущий Леонид Ильич отправился руководить и направлять, а я двинулся совсем в другую сторону, чтобы подгонять и стимулировать. Для несведущих скажу, что стимул – это такая острая палка, которой римляне кололи ослов, чтобы те побыстрее пошевеливались.

      Вскоре к веселью присоединился закончивший работы второй батальон, за ним третий, четвертый, потом артдивизион. За это время стихийно начавшееся мероприятие под чутким и умелым руководством комиссара Брежнева переросло в нечто среднее между сельской дискотекой нашего времени и митингом. Пели, плясали, говорили речи, потом снова пели и плясали. Некоторые парочки после спринтерского знакомства при свете фонариков наскоро обменивались номерами полевых почт, а другие по-тихому, пока у еще оставалось время, целовались и обжимались в темных углах. В этот момент всем казалось, что все будет хорошо, что война закончится, и они еще встретятся, чтобы жить-поживать, да добра наживать.

      По счастью, никакие люфты этой ночью нас не потревожили, и девочкам не пришлось мчаться к своим зениткам, а нам поднимать по тревоге наш зенитный дивизион (машины которого, единственные из всей нашей боевой техники, перевозились открыто, по три штуки на эшелон) и распечатывать и тратить неприкосновенный запас «Стрел».

      За два часа до рассвета