Между прочим…. Виктория Токарева

скакала по дорогам и по заснеженным полям.

      Шурочка далеко ускакать не могла. Семья. А Владик ускакал в конце концов.

      Это случилось после того, как мы съехали с улицы Горького. Он звонил мне по новому телефону, хотел поговорить. А я каждый раз не понимала: о чем мне с ним разговаривать? С Шурочкой или без Шурочки, он был мне неинтересен.

      Теснота и бедность ничему не мешали. Но я понимала: надо что-то делать. Надо карабкаться. Какое-то время можно жить так, но не всегда.

      Я устроилась работать учительницей пения в подмосковной, практически сельской школе. Директор школы – сорокалетний осетин – взял меня на работу по двум причинам. Первая причина – вакансия, свободное место. А вторая причина – мои двадцать два года.

      Осетин был всегда небрит, и казалось, что на его щеках – зеленоватая плесень.

      Я не понимала, чего он от меня хочет, зачем вызывает в свой кабинет. Он тем не менее вызывал и начинал медленно приближаться. Я медленно отдалялась. Мы плавно ходили вокруг стола. Потом я оказывалась возле двери и спортивно выскакивала в коридор.

      Меня поражала мужская самоуверенность. Неужели этот заплесневелый пень на что-то рассчитывает? Куда он лезет? Видимо, директор считал себя барином, а подчиненных – дворней. Ему можно все. Но не на такую напал. Я могла и в морду плюнуть. Однако зачем этот спектакль? Я просто ушла с работы без сожаления. Пение – предмет необязательный. Дисциплина на уроках отсутствовала. Ученики со мной не считались, могли дернуть за волосы. Строили рожи за моей спиной.

      Я возвращалась домой несчастная и униженная. Жаловалась мужу. Он говорил:

      – Не обращай внимания. Я у тебя есть, и все. Что еще надо?

      Он у меня был, а я была у него. Мы были друг у друга, только этого мало, хотелось чего-то еще. Хотелось реализации своего «я». Чтобы все вдруг замерли и воскликнули: «Смотрите, кто пришел!»

      Для полного счастья одной любви недостаточно. Может, кому-то и достаточно, но не мне.

      Однажды мы с Игорем отправились в Парк культуры имени Горького. Было воскресенье, ранняя осень.

      Купили билеты на колесо обозрения. Колесо подняло нас над Москвой, на самую высокую точку.

      Я вдруг сказала:

      – Вот так и я поднимусь когда-нибудь надо всеми.

      Игорь покосился в мою сторону и заметил:

      – У тебя мания величия, иди полечись…

      А никакой мании не было. Просто я чувствовала в себе дополнительную тугую энергию и верила в себя.

      Игорь был всем доволен. Ему не хотелось куда-то лезть, высоко подниматься. Ему было хорошо на своем месте, и мое тщеславие его настораживало и даже пугало. А вдруг я действительно вырвусь из его пространства и меня украдут, переманят?

      Кресло покачивалось от ветра. Москва лежала в дымке. Жизнь только набирала обороты, как маховое колесо. Еще не кончилась юность, впереди молодость и зрелость. Дальше я не заглядывала.

      Я была молода, а значит, бессмертна. И неисчерпаема, как море.

      В Москве было место, где собирались жаждущие снять жилье и сдать. Мы с Игорем