Сказка о ночном музыканте. Елена Городенцева

некогда владелец совершил.

      В огромном зале музыка звучала

      Иначе, с потаённой глубиной.

      Все, кто там был, невольно прослезились,

      И не владели, кажется, собой.

      И если б продолжалось это долго –

      Сердца бы разорвались от тоски…

      Но вот мотив внезапно изменился,

      И звуки беспечальные пошли.

      Мгновенно слёзы горькие просохли,

      Запела песней радости душа.

      Давид не видел, как повеселели

      Придворные. Тоска из душ ушла.

      Ещё немного поиграв веселье,

      Он песнь у скрипки резко оборвал.

      А люди ожидали продолженья.

      Подобных чувств никто не ощущал.

      Но юноша сказал: «Своей игрою

      Всё что желалось, думаю, донёс.

      Я чувствовал душой печаль, веселье,

      И слышал, как бегут потоки слёз.

      Теперь же попрошу других оставить

      Нас с Вами побыстрей наедине.

      Мне нужно что-то важное поведать,

      О чём не знает кто-либо в стране».

      Растроганный игрой его, властитель

      Дал знак придворных тут же удалить,

      И только одному из них позволил

      Давида в тайный зал препроводить.

      Вход скрыт был за портьерою, за троном.

      Где зал был с виду, в общем, небольшой.

      Стояли стеллажи из книжных полок,

      Два кресла, стол в оправе золотой,

      Камин пустой, с резьбой витиеватой,

      Над ним большое зеркало, свеча,

      Ковёр персидский на стене богатый,

      Где в центре два скрестившихся меча,

      И на полу ковровая дорожка

      С красивой нежной гаммой цветовой.

      Всё было там обставлено со вкусом,

      Создав уют и для души покой.

      Здесь можно говорить было открыто,

      Расслабившись и если и боясь,

      То только лишь того, что сам правитель

      Захочет вдруг означить свою власть.

      Давид, конечно, этого не видел,

      Лишь чувствовал палату ту душой.

      Когда же его в кресло усадили –

      Столбом встал холод колкий за спиной.

      Закрылась дверь. Ведущий его вышел.

      Но государь с Давидом не одни.

      В расшитом и широком балахоне

      Стоял колдун за парнем позади,

      Уверенный, что мало кто заметит

      Чуть слышные и мягкие шаги.

      Однако музыкант был чуток слухом,

      Распознан был им стук в чужой груди.

      И холод бил не просто так. Внутрь зала

      Проникло нескрываемое зло.

      Оно собой заполнило пространство –

      Очаг, казалось, снегом занесло.

      Угадывалось, будто в помещенье

      Вползла невероятная змея,

      Готовая впустить в пришельца яда

      Безжалостно, и тело не щадя.

      Он слышал, представляя это в красках,

      В мелодии созвучной с темнотой.

      И вот уже создался чёткий образ

      Того, кто поклонялся бесу с тьмой.

      Невидимый в реальности Давиду,

      Был телом худ и ростом невысок,

      С