Акты отчаяния. Меган Нолан

постановки, имитировавшей индивидуальность, которой не существовало.

      Начав жить одна, я стала отделяться от самой себя – глубже и гротескней, чем прежде.

      Существовала моя социальная жизнь – жизнь, в которой я работала, ходила танцевать и выпивать, в компаниях была забавной и энергичной; в которой я строила глазки мужчинам в барах и иногда приводила их к себе; в которой я говорила людям, что люблю жить одна, и они верили, потому что я выглядела такой счастливой.

      И я действительно была счастлива, когда казалась счастливой. Я не умею изображать чувства, просто чувства мои противоречивы и меняются от часа к часу.

      А еще была жизнь, которую я проводила в своей квартире, едва ли не пытками принуждая себя к покою и безмятежности. Я неспособна наслаждаться одиночеством и, понимая, что неспособность эта – признак слабости, заставляла себя терпеть одиночество как можно дольше, до надрыва, хотя порой и думала, что вот-вот спячу.

      Находясь среди людей, я ощущаю, будто я состоялась. Отсюда же и потребность во влюбленности. Если ты влюблена, то тебе не требуется ежеминутное физическое присутствие объекта твоей любви, чтобы чувствовать свою состоятельность. Сама любовь поддерживает тебя, придает осмысленность самым паршивым мгновениям, которые в противном случае ты провела бы, уверяя себя, что ты личность, меряя шагами свою сраную квартирку, дожидаясь семи, чтобы откупорить вино.

      Влюбленность осеняет благодатью. Один друг как-то сказал мне, что за работой воображает, будто на него смотрит его отец, а то и Господь, а это помогает сосредоточиться. Для меня эту роль играет влюбленность – щит, высшая цель, обещание, данное чему-то извне.

      В вечер нашей первой встречи с Кираном я напилась как никогда. У меня два вида опьянения. Первое обычно наступает, когда я пью в одиночку с единственной целью развеять тоску. Это опьянение медленное – бокал вина примерно раз в полчаса, – довольно умеренное, хотя я никогда не выпиваю меньше бутылки, и заканчивается все слезливой жалостью к себе, иногда переходящей в ненависть.

      Другому, куда более безудержному виду опьянения сопутствует бьющая через край, почти маниакальная бодрость; в такие вечера я спускаю огромные суммы, которые позволить себе не могу, – а все потому, что все, что лежит за пределами настоящего момента, кажется абсолютно нереальным, а сиюминутные желания – самыми важными и безотлагательными.

      В такие вечера невоздержанность моя вовсе не была спутницей уныния, напротив – она свидетельствовала о том, что я молода, обязательств у меня нет, а жизнь моя стабильна. Обычно такой вечер можно было предугадать по какому-то озорству, разливавшемуся в воздухе, когда мы принимались за выпивку. Первые порции мы опрокидывали залпом, жадно предвкушая ощущение раскованности и экзальтации. У каждого из нас уже имелся комплект обманутых ожиданий.

      В подобные вечера я иногда встречала людей, не похожих на меня – из богатых семей, обитавших в квартирах, подаренных им родителями так же запросто, как мне дарили браслеты с брелоками и купоны на книги в день рождения. Один такой парень, Роджерс, –