История одной любви. Ирина Критская

пожаловал. Проходи-проходи. Мы хорошим людЯм завсегда рады. Я чайку заварила, да на травках, выпьешь, прям богатырем себя почуешь. Да с вареньем малинишным. А Галька с утра ватрушек напекла, вкууусные. Пошли, парень. Не топчись.

      Домой Алёшка выбрался далеко за полночь. Отец открыл дверь, промолчал, только недовольно поднял бровь. Алешку долго качало на кровати – то ли от усталости, то ли от впечатлений, то ли от бабкиных трав. И, уже засыпая, он видел, как кружится перед глазами что – то рыжее, лисий ли хвост, Галькины ли кудри…

      ГЛАВА 5. ВСТРЕЧИ

      Вечеринка в честь Алешкиного дембеля удалась на славу – таких плясок, что аж земля ходуном, село не видывало давно. Самогон лился рекой, толстая соседка Евдокия, расстаралась на славу, да и отец, видно, не поскупился, заплатил сполна. Чуть не все девки заявились разнаряженные, как на свадьбу, стреляли глазами по сторонам, а как же – ведь особо мужиков в селе не надыбаешь, а тут целый жених – бери готовенького. Настасья напирала своими дынями, норовила прижать в углу, Галина вся из нового платья вылезла, как гусеница из кокона, но Алешку что-то прямо вот забрала Инна. Забрала до печенок, или, вернее сказать до самого этого, от которого стыдно боком стать, заметят любовь выпирающую.. И правда, за километр несло от этой пай-девочки грехом, да таким диковатым, сладким, исконным, как у течной cyчkи, что Алешка разум потерял. Так и тянуло коснуться прохладной нежной кожи у сгиба её локтя – яблочно-крепкой, тугой, смугло-румяной. А что она творила взглядом, какие зовущие были её пухло-бесстыдные губы… И волосы её пахли свежо и пряно, и в вырезе модной блузки метались свободные, не ограниченные ничем, небольшие, но полные и тугие груши. Короче Алешка даже забыл про Варю, тем более, что она и не пришла. Следил глазами за своей любавкой, а при последнем танце с ней полностью изнемог, и даже не понял, как они оказались на полупустом сеновале и почему они не замёрзли, валяясь нагишом – на дворе пал отчаянный, последний весенний мороз, да такой, что звенели стены сарая.

      На утро Алешка чувствовал себя свиньёй. Ему и даром не нужна была Инна, вспоминать об этой дурацкой, пошлой ночи было до жути стыдно, а вот девушка так не считала. Со всем пылом и настойчивостью бывшей отличницы, она вцепилась в своего нового рыцаря, и оторвать её можно было, наверное, только с кровью. Дня не было, чтобы она не заявлялась к Алешке домой, стояла у палисадника часами, замерзая до дрожи в челюсти, лезла во двор, а парень смущался и пускал. И дело бы, скорее всего, кончилось для Алешки печально, свадебкой, но будущая невеста поступила неблагоразумно, любвеобильность её подвела, и она изменила жениху с приезжим бульдозеристом. И эта история получила такой размах, что при очередном посещении красотки, отец Лешки озверел, схватил вилы и дико заревел, выкатывая красные белки глаз

      – Еще увижу тебя, курва, в доме, так и въеду вдоль хребтины. Ишь, пробы ставить некуда, вся деревня отметилась в её месте сладком, а туда же, к парню лезет. И тебя, дурак, охожу.