Сердца в Атлантиде. Стивен Кинг

лосьона после бритья, высыхающего на его щеках; как почему-то твердо знаешь, что мистер Бидермен ковыряет в носу, когда остается в машине один, или сует пальцы в приемнички возврата монет во всех телефонах-автоматах, мимо которых проходит и сам того не замечает.

      – Я понял, – сказал он.

      – Отлично. Я и за тысячу тысяч жизней не попросил бы тебя заговорить с такими людьми или даже подойти к ним поближе. Но я прошу тебя нести дозор, раз в день обходить квартал – Броуд-стрит, Коммонвелф-стрит, Колония-стрит, Эшер-авеню, а потом вернуться сюда в дом сто сорок девять. Просто поглядывать, что и как.

      Все это начинало укладываться у Бобби в голове. В день его рождения – который также был днем переезда Теда в дом номер сто сорок девять – Тед спросил его, сумеет ли он распознать странников, пришельцев – тех, чьи лица ему не знакомы, если они тут появятся. И меньше чем через три недели Кэрол Гербер сказала, что иногда ей кажется, будто Тед от чего-то прячется.

      – А сколько этих типчиков? – спросил он.

      – Трое, пятеро, теперь, может быть, и больше. – Тэд пожал плечами. – Ты их узнаешь по длинным желтым плащам и смуглой коже… хотя эта темная кожа всего лишь маскировка.

      – Что… вроде как «Ман-Тан» или что-то такое?

      – Пожалуй, да. А если они приедут на машинах, ты их узнаешь по этим машинам.

      – А какие они? Какие модели? – Бобби почувствовал себя Даррено Макгейвином в «Майке Хаммере» и посоветовал себе не увлекаться. Это же не сериал. И все-таки очень увлекательно.

      Тед покачал головой.

      – Понятия не имею. Но ты все равно их распознаешь, потому что машины у них будут такие же, как их желтые плащи и остроносые туфли, и ароматизированный жир, которым они напомаживают волосы – броские и вульгарные.

      – Низкие, – сказал Бобби.

      – Низкие, – повторил Тед и энергично кивнул. Отхлебнул шипучки, оглянулся на лай неумолчного Баузера… и несколько секунд сохранял эту позу, будто у игрушки сломалась пружинка или у машины кончился бензин. – Они меня чуют, – сказал он, – а я чую их. Что за мир!

      – Что им нужно?

      Тед обернулся к нему, словно застигнутый врасплох. Словно он забыл, что Бобби у него в кухне. Потом улыбнулся и положил ладонь на руку Бобби. Ладонь была большая, теплая и надежная – мужская ладонь. От этого прикосновения уже не слишком глубокие сомнения Бобби рассеялись.

      – То, что у меня есть, – сказал Тед. – И остановимся на этом.

      – А они не полицейские? Не секретные агенты? Или…

      – Ты хочешь спросить, не вхожу ли я в «Десятку важнейших преступников», разыскиваемых ФБР? Или я коммунистический шпион, как в «Я вел тройную жизнь»? Злодей?

      – Я знаю, что вы не злодей, – сказал Бобби, но краска, разлившаяся по его щекам, намекала на обратное. Хотя, что бы он ни думал, это мало что меняло. Злодей ведь может нравиться, его даже можно любить. Даже у Гитлера была мать, как любит повторять его собственная мама.

      – Я не злодей. Не ограбил ни одного банка, не украл ни одной военной тайны. Я слишком