Запах анисовых яблок. Ахат Мушинский

кто-то возился и сопел. Завели знакомство.

      Сосед мой тоже оказался из семейства ласточковых. Он лежал лицом ко мне. Я попросил его попробовать развязать меня. Зубами. Потом, если получится, я его. А там… Созрел дерзкий план побега.

      Мой подельник уткнулся мне в спину колючей чёлкой, заклацкал зубами, зачавкал, точно не ремень жевал, а сёмгу с пивом. Он грыз удавку, а я, человек по природе нерешительный, готовил себя, возможно, к самому решительному поступку в жизни.

      Каким-то образом стража учуяла подкоп. Кованая дверь бесшумно открылась, над нами, скрипнув сапогами, вырос рыжий сержант. Образно высказавшись, он отодрал соседа от меня. Но тот своё сделать успел. Удавка ослабла. Я повёл плечами, локтями… И она отпустила мои онемевшие длани.

      Сержант руками, ногами, обутыми в звучные, должно быть, добротные сапоги, внушал клиенту чувство уважения к уставу своего прихода. Очередь надвигалась на меня. Надо было выбирать… Я вскочил и кинулся в светлый проём приоткрытой бронированной двери.

      В предбаннике, где меня раздели, ни души. Но куда бежать? Передо мной безмолвствовали две двери без табличек и коридорчик, полный темноты.

      Выбрал коридорчик. Не выбрал – ноги сами понесли.

      Вдали замаячил свет. Это за поворотом, оказывается, дверь настежь. Я выскочил на ярко освещённое крыльцо, а там на свежем воздухе, облокотившись на перила, блаженно покуривал сержантов близнец – они у меня все на одно лицо. Даже цветом рыжим показался. На мгновение замерли друг перед другом – и я, и он…

      Вера без дела мертва есть – истина непреложная. Я опомнился раньше и бросился мимо них напропалую, проскочил, помчался по ночной улице «быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла». Я летел вырвавшейся из силков ласточкой. Грудь моя резала быстро тающую предутреннюю тьму, ноги мои точно и земли не касались, высоко в небе меня приветствовала блеклая луна на ниточке Дюймовочки, ещё секунда – и я взмою в небо, поднятый сильными, тонкими и острыми, как серпы, ласточкиными крыльями!

      Дуракам и эшафот кажется трамплином.

      Представьте себе человека, бегущего по предрассветному городу в одних трусах, к тому же спадывающих, к тому же, естественно, босиком. А улицы наши, сами знаете, мало приспособлены для подобного вида передвижения (они мало приспособлены для любого вида передвижения) – битые тротуары, перекопанные мостовые… Я и полста метров не пробежал, как меня настигли, и искусная подсечка свалила меня в канаву с водой, щебнем и какой-то рельсоподобной железякой. Я загремел всеми косточками, мослами, локтями, коленями, а головой с той самой железякой соприкоснулся. Тут ещё мои блюстители… О, как меня они метелили!

      Очнулся опять в «ласточкином гнезде». Лежу на тех же нарах, без соседа. Но и без удавки. Бежать больше не собираюсь.

      Поутру незнакомый старлей пытает рыжего сержанта после моих замечаний о некоторой нетактичности, проявленной ко мне ночью:

      – Вы били его?

      На что тот, и усом не пошевелив, отвечает:

      – Нет, таким приняли.

      – Ага, таким!

      Тут