Запах анисовых яблок. Ахат Мушинский

и без задней мысли, но, может быть, не подумав, машинально: вавилонский труд. А он прицепился: что я этим хотел сказать, ведь Вавилонскую башню строил не один человек, и она, как известно, развалилась. Непросто было закруглить тему и вернуться к тому, ради чего я, презрев самолюбие, явился к нему. Пузо ещё раз, смакуя положение, выслушал меня и ответил кратко между двух серьёзных разговоров по телефону: пусть сама зайдёт. Зашла… Я метался в своём кабинете, как тигр в клетке, разве что не рычал от сознания беспомощности и чувства омерзительной униженности. Еле дождался, ну что? А что спрашивать было, и без её ответа понятно – что. Обещал, подлец, ковром расстелился, только дай, мол…

      – Как быть? – спрашивает, оглаживая нервно юбку и не спуская с меня преданных глаз.

      – А чёрт его знает!

      Глава шестая

Земеля

      Земеля встал и запустил пустую бутылку в воду. Круги пошли. Я сидел на брёвнышке, опустив босые ноги в тихую, неподвижную прохладу затона. Первый круг коснулся меня, второй…

      Вообще, вся жизнь моя – сплошные круги, точно срез дерева с его годовыми кольцами, с той лишь разницей, что мои круги – не только пометы времени.

      И у Данте, помните, круги?..

      И у Эмерсона: «Жизнь – это саморасширяющийся круг». У него же: жизнь – лишь подтверждение той истины, что вокруг любого круга можно описать ещё круг; что природа бесконечна, и всякое завершение есть не что иное, как очередное начало; что уже в ночь занимается утро следующего дня, а в непостижимых глубинах открывается ещё большая глубина.

      Красиво, не правда ли? И обнадёживающе.

      Но можно ли не вокруг любого круга, а внутри начертать ещё круг? И ещё? И сколько всего?

      Круг интересов, круг друзей, круги на воде… Из круга в круг… Всё понятно. Но меня больше интересует возвращение в круги (на круги своя) – возвращение, которое в определённом саморасширяющемся круге у меня наступает всегда и неизменно, будто киноленту после просмотра обязательно в обратную сторону включают.

      День выдался прохладный. Конец августа. Солнце в дымке. Сидим с Земелей на полудиком пляже, каких полно в нашем городе, потягивая винцо и вспоминая былое. В осоке полузатопленная лодка вверх дном, ни ветерка, ни шороха, ни души вокруг, только чайка низко-низко над мелководьем режет тишину душераздирающим вскриком да потрескивает маленький костерок у ног Земели, который он сложил из небольших сухих палок, вынесенных в половодье рекой, и разжёг своей никчемной газовой зажигалкой. Когда костерок надёжно разгорается, он протягивает зажигалку мне со словами: всё равно не курю. Я замечаю, что и я ведь некурящий, но от презента дружеского не отказываюсь. Люблю подарки. И дарить люблю, и получать. Есть в каждой безделушке тепло руки дарящего.

      Земеля нагрянул, как с неба ухнулся, свалился с какого-то заоблачного далёка, из безвозвратного прошлого, из воспоминаний: вот он я.

      Он ли? Конечно, он! Та же крутолобая дельфинья голова…