Пригоршня праха. Мерзкая плоть. Упадок и разрушение. Ивлин Во

и опытная женщина, как Бренда Ласт, может ему помочь. Он оч-чень привязчив, но он такой сдержанный, что по нему никогда не догадаешься… Сказать по правде, я почувствовала что-то такое в воздухе на прошлой неделе и под благовидным предлогом уехала на несколько дней. Не сделай я этого, может, у них все и кончилось бы ничем. Он такой застенчивый и скрытный, даже со мной. Я распоряжусь, чтобы шахматы тут же починили и отослали вам. Благодарю вас».

      Бивер первый раз в жизни почувствовал себя человеком интересным и чуть ли не значительным. Женщины заново приглядывались к нему, размышляя, что же они в нем проглядели, мужчины обращались с ним как с равным и даже удачливым соперником. Возможно, они и задавались вопросом: «И за что это ему?» Зато, когда он входил в Брэтт-клуб, для него освобождали место у стойки и говорили: «Привет, старик, опрокинем по одной?»

      Бренда звонила Тони утром и вечером. Иногда с ней разговаривал Джон Эндрю – голосом пронзительным, как у Полли Кокперс; ответов ее он не слушал. На субботу и воскресенье она уехала в Хеттон, потом снова вернулась в Лондон, на этот раз в квартиру, где краска уже высохла, хотя горячую воду еще подавали с перебоями; тут от всего пахло новизной: от стен, простынь, занавесок, а от новых радиаторов куда менее приятно разило раскаленным железом.

      Вечером она, как всегда, позвонила в Хеттон.

      – Я говорю из квартиры…

      – Вот как…

      – Милый, ну изобрази немножко больше энтузиазма в голосе. Здесь все так интересно.

      – На что это похоже?

      – Ну, сейчас тут самые разные запахи, и ванна издает такие странные звуки, и когда поворачиваешь кран с горячей водой, раздается только шипение, а из холодного капает вода, но совсем коричневая, и дверцы шкафа заклинились, и занавески не задергиваются, так что уличный фонарь всю ночь бьет в глаза… но это божественно.

      – Да что ты.

      – Тони, не надо. Здесь все так интересно – и входная дверь, и ключ от квартиры, и все-все… И еще мне сегодня прислали целую охапку цветов, а их тут некуда ставить, и они у меня в тазу, здесь нет ваз. Это ведь не ты прислал, нет?

      – Да… собственно говоря, я.

      – Милый, а я так надеялась, что… как это похоже на тебя.

      – Ваше время истекло.

      – Пора кончать.

      – Когда ты вернешься?

      – Очень скоро. Спокойной ночи, родной.

      – Сколько можно разговаривать, – сказал Бивер.

      Все время, пока шел разговор, ей приходилось заслонять телефон: Бивер игриво угрожал разъединить его.

      – Как мило, что Тони прислал цветы, правда?

      – Ну, я не в таком уж восторге от Тони.

      – Пусть это тебя не мучит, красавец мой, потому что ты ему нисколечко не нравишься.

      – Правда? А почему?

      – Потому что ты никому, кроме меня, не нравишься. Заруби это себе на носу… да и я понять не могу, чем ты меня пленил.

      Бивер с матерью уезжали на Рождество к родственникам в Ирландию. Тони и Бренда встречали Рождество