Король в желтом. Роберт Чамберс

моя жизнь была повержена во прах вместе с этим человеком.

      Потом явились они. Схватили меня сзади и крепко связали руки, а я кричал, покуда не сорвал голоса. Я бушевал, истекая кровью, бесился, и не один полицейский почувствовал на себе мои острые зубы. Наконец они так скрутили меня, так что я не мог пошевелиться. Я увидел старого Хауберка, за ним страшное лицо моего кузена Луи. Еще дальше, в углу, тихо плакала Констанс.

      – А, теперь я все понял! – захрипел я. – Вы захватили трон и королевство. Будьте прокляты! Горе вам за то, что увенчали себя короной Короля в желтом.

      (Примечание редактора: Мистер Кастанье умер вчера в приюте для умалишенных преступников.)

      Маска

      Камилла: Снимите ж маску, сэр.

      Незнакомец: Пора ль?

      Кассильда: Пора.

      Лишь вы один не сбросили личину

      Из всех гостей.

      Незнакомец: Нет маски у меня.

      Камилла (в ужасе, Кассильде): Нет маски? Маски нет?!

Король в желтом. Акт I. Сцена 2

      I

      Я ничего не знал о химии, но слушал, как зачарованный. Он взял лилию, которую Женевьева принесла утром из Нотр-Дам-де-Пари, и бросил ее в чашу. Жидкость мгновенно утратила кристальную чистоту. На секунду лилию окутала молочно-белая пена, а когда исчезла, в воде осталось опаловое свечение. Менялись местами оттенки оранжевого и малинового, а затем со дна, куда опустилась лилия, как будто пробился луч чистого солнечного света. В ту же секунду он опустил руку в чашу и вытащил цветок.

      – Теперь это не опасно, – объяснил он. – Как только появилось золотое свечение, можно вынимать.

      Он протянул лилию мне, я взял ее в руку – цветок превратился в камень, стал чистейшим мрамором.

      – Видишь, в нем нет изъяна. Ни один скульптор не смог бы такого создать.

      Мрамор был белым как снег, но в чашечке цветка прожилки были окрашены бледно-лазоревым, а самая сердцевина была розоватой.

      – Не спрашивай меня, – улыбнулся он, заметив мое удивление. – Я понятия не имею, почему прожилки и сердцевина окрасились. Так бывает всегда. Вчера попробовал проделать это с золотой рыбкой Женевьевы. Вот она.

      Рыбка выглядела мраморной статуэткой. Но если поднести ее к свету, то можно было заметить, что камень испещрен красивыми голубыми прожилками. Откуда-то изнутри исходил розово-опаловый цвет. Я заглянул в чашу.

      – А если я опущу туда руку? – спросил я.

      – Не знаю, но лучше не пробуй.

      – Что меня гложет, – сказал я, – так это откуда взялся тот солнечный луч?

      – Он просто похож на солнечный свет. Не знаю, но он всегда появляется, когда я погружаю в воду любое живое существо. Может быть, – продолжал он с улыбкой, – это душа, излетающая к источнику, который ее породил?

      Я видел, что он шутит, и погрозил ему муштабелем. В ответ он рассмеялся и сменил тему.

      – Останься обедать. Придет Женевьева.

      – Я видел, что она ушла на раннюю мессу, – сказал я. – Такая же свежая, как