Пролетая над гнездом жирафа. Мария Маду

у медсестры Пенни успокоительного. Она не пошла за таблетками, а просто дала мне отпить из своего пузырька с валерианой, который был у нее в кармане.

      О да, доктор Маб наделал шуму на всю округу.

      К 13:30 я был на взводе, не мог отвечать на комментарии в блоге. Вообще выключил телефон и лежал, глядя в потолок. Мысли так быстро пробегали через мозг, что я не мог ни за одну из них ухватиться. Просто лежал и ни о чем не думал.

      В 13:58 я и Пенни стояли у двери в кабинет профессора и не решались постучать. Там внутри что-то громко гремело, рычало, звенело и ломалось. Скорее всего, стук просто не был бы услышан. А в 14:00 дверь кабинета внезапно распахнулась сама. Я оказался прижатым дверью к стене коридора, а Пенни – нос к носу с запыхавшимся профессором.

      – Пенни, а где Освальд? – доктор Маб перевел дух и оглядел коридор. – А, вот ты где, заходи, я уже жду.

      Голос его был слегка хриплым, как будто он только орал во весь голос. Собственно, так и было. На металлических шкафах были видны сильные вмятины, горшки с цветами, заботливо выращиваемые Пруди, валялись разбитые и разодранные. Впрочем, стол и два стула находились на своем месте, на столе лежала аккуратная стопка медицинских карт, слегка присыпанная землей. Доктор занял свое место и кивком головы пригласил меня сесть.

      – Освальд, любите ли вы осень? – начал профессор, как будто ничегошеньки не произошло со вчерашнего дня. Я был раздражен тем, как меня ударило дверью, а доктор и не думал извиняться.

      – Очень не люблю. Листья становятся жесткие, мертвые. Никуда не годятся.

      – Куда не годятся?

      – В пищу.

      – А летом вы едите листья? – он впервые спросил меня о том, что напрямую касалось моего психического заболевания.

      – Да.

      – А желтые листья вам не нравятся?

      – В сентябре, когда они только начинают желтеть, в них появляется какая-то сладость, это приятно. Но к концу октября уже ничего вкусного не остается.

      Доктор покачал головой в знак сочувствия.

      – А мать приносит Вам листья?

      – Нет, конечно.

      – А вы не думали, Освальд, что она приходит к вам только потому, что это одобряют дамы из ее книжного клуба?

      – Даже если это так, я уверен, что она любит меня, – манипуляция с его стороны была такой явной, что я начал злиться.

      Он не просто задал провокационный вопрос, он хотел моих эмоций.

      – А твой отец, как давно он посещал тебя?

      Сейчас он показался мне инквизитором, наслаждающимся видом пыток. В его взгляде я увидел злой интерес, он хотел разбудить во мне ту же ярость, что пожирала его изнутри. Беспокойство, копившееся во мне с самого утра, потребовало выхода. Но я сжал зубы и молчал.

      – Так когда последний раз отец навещал тебя, Освальд?

      – Он очень занятой человек, профессор, – я опустил голову и начал мечтать о том, чтобы превратиться в незаметную пылинку под столом доктора Маб.

      Все мои силы уходили на то, чтобы сохранять беспристрастное лицо.

      – Ты