Пролетая над гнездом жирафа. Мария Маду

голос профессора вывел меня из столбняка.

      Пенни тоже очнулась, ойкнула и поспешно прикрыла дверь, а я бросился на колени возле куста и начал перебирать ветки. Как же он подрос за четыре года! Я впервые осознал, как долго нахожусь в этих белых стенах.

      – Доктор, Фрэнк вянет! Я могу поставить его в воду?

      Доктор кивнул и позвал медсестру. Не то чтобы позвал, а просто заорал: “Пенни!!!”. А когда она робко заглянула в дверь, он вежливо попросил принести емкости с водой.

      Я принялся ломать ветки, а Пенни принесла три красивые фарфоровые вазы и целую стопку металлических “уток”. Наверное, вазы использовались персоналом для праздничных букетов. Я благодарно кивнул медсестре. А Доктор подошел ко мне и присел рядом на корточки. Я заметил, что он был в белом халате, надетом на голое тело.

      – Вы можете перекусить, Освальд, – мягко сказал доктор, кивнув на листья.

      Я тут же набил полный рот и с радостью ощутил, как в желудок стекает зеленый густой сок, смешанный с моей слюной.

      Доктор протянул мне складной нож.

      – Так будет удобнее.

      Я машинально взял его и начал составлять пышные букеты. Доктор встал и проследовал на свое место. И тут до меня дошло: впервые за много лет в моих руках оказался нож. Я с трудом проглотил комок недожеванных листьев и с удивлением посмотрел на него.

      – Ты же не кинешься на меня с ножом, Освальд? – насмешливо спросил доктор Маб, заметив мой взгляд. – А ты знаешь, что твой случай вообще не требует госпитализации? Большинство пациентов с шизотипическим расстройством живут своей жизнью и лишь наблюдаются у психиатра. Это больше патология характера, а не психическая болезнь.

      Я помолчал, переваривая эту информацию, и продолжил спасать зеленую листву. Когда все ветки были расставлены по банкам с водой, я сел на свой стул.

      – Это еще один способ вызвать во мне злость? – я подозрительно взглянул на профессора, как верный пес, который не знает, погладит его хозяин или пнет ногой.

      – Решай сам, – доктор развел руками. – Что ты сейчас чувствуешь?

      – Ничего, – я правда не знал, что и думать. – Моя вина перед родителями будет всегда, за то, что я такой… какой есть.

      – Ты ведь знаешь, что причина 90% душевной болезни – это генетика и проблемы окружения, то есть семьи. Так за что вина? За то, ты считаешь себя жирафом или за то, что ты не хочешь от этого избавляться?

      – В моей семье все здоровые, обычные, не то что я.

      – Почему ты все время мне рассказываешь про своих родителей, тебе что, семь лет?

      – Я думал, это важно для вас, то есть для моего лечения.

      – Давай я буду решать, что важно для твоего лечения, мне за это платят хотя бы. Так как насчет того, что ты живешь четыре года взаперти?

      – Я не знаю. Если бы мне что-то сильно не нравилось, я мог бы сбежать, в конце концов.

      – Тогда ты можешь идти, Освальд. Придешь завтра, перекусишь еще. И возьми пару букетов с собой.

      Я преисполнился такой благодарности, что