Ночная попутчица. Сломанные ключи судьбы. Григорий Жадько

тепло ее тела, и легкий дурманящий запах духов и еще чего-то женского, девичьего, непреодолимо волнительного.

      «Кто она? Неужели мы так расстанемся и я ничего не узнаю? Даже как ее зовут?» – такие вопросы иногда всплывали в моей голове, и даже легкий хмель от «Тырново» не мог снять их совсем, а только сглаживал острые углы, размывал очертания.

      Мы свернули и вышли на остановку у «Маяка». Тут было светлей. От магазина струился свет мертвенно-голубых неоновых ламп, и одна из них противно мигала.

      – Ждать бесполезно! – промолвил я уверенно, – можно пешком по шоссе, как ехали сюда, или, через школу и дамбу – это ближе.

      – Вам совсем не хочется меня провожать?! – вдруг перешла она на «Вы».

      Я промолчал.

      Она подошла ко мне ближе, взглянула в лицо, и немного упрямо добавила:

      – Это совсем не обязательно!

      – Ну, вот началось! К чему этот пустой разговор? – сказал я сухо.

      Мы еще раз оглянулись, на пустую дорогу, и тронулись в путь. Тут я уже шел не так уверенно. Девушка порой налетала меня, и я чувствовал ее упругую грудь у себя на спине, и легкий озноб пробегал у меня под лопатками. Хмель еще немного кружил голову. Я ни о чем не мог думать, как только о том, когда она вновь коснется меня. Это была, как будто, наша маленькая игра. Я уже не так спешил – и специально порой задерживал шаг, ждал, – и она не обманывала меня; она легко и испуганно дотрагивалась до меня вновь, и вновь; и мне опять это было необыкновенно радостно и приятно. Иногда – когда мы касались немножко дольше обычного – с ее губ слетало чуть слышное: «Простите».

      Я представлял в темноте, находясь к ней спиной, ее нежные губы говорящие это, выражение лица, даже чувствовал незримый ток, электричество, которое исходило от нас и возвращалось. Нам ничего не надо было говорить. Мы общались молча, жестами, прикосновениями… совсем редкими, ничего не значащими, словами. Но в каждом таком незначительном событии был заключен глубокий смысл, который мог быть прочитан и он читался нами. Я был абсолютно уверен, что она чувствует, как и я.

      Ее «Простите», звучало иногда так тихо, а отстранялась она так медленно, что я думал, что могу постоять так чуть дольше, и она будет упираться в меня своей маленькой грудью, и я буду чувствовать ее всю, сквозь тонкую рубашку. Мне очень хотелось так постоять – и ощущать ее тело!

      Пройдя через школьный двор и березовую рощу, мы начали спускаться к речке и озеру. Повеяло сыростью, болотными запахами. А когда мы подходили к мосту, вдруг что-то неуловимо изменилось. Я это понял без слов. Возникло тревожное необъяснимое чувство. Наконец она сказала:

      – Господи! Что это? Чем пахнет?

      – Это болото. Так пахнет всегда. Раньше было озеро. А потом берега заросли рогозом, камышом. Рыба пропала – остались одни лягушки.

      – Почему вы мне не сказали о болоте. Мы можем пойти скорей? – проговорила она с нотками беспокойства и тревоги в голосе.

      – Конечно, давай попробуем, а что случилось? – недоумевал я, пребывая в растерянности.

      – Давайте