На переломе эпох. Том 2. Владимир Земша

съезжала» всё дальше и дальше…

      Чуть поодаль лежали убитые грузины. Из люка танка висел обгоревший до неузнаваемости труп. Страшное зрелище! Кисти рук свисали плетьми вниз. Они обгорели меньше. Из кисти вывалился чудом уцелевший оберег из кусочков сшитой кожи. Такой точно братья дарили Мамуке!

      – Мамука?! – воскликнул Влад. – Н-ет! Может, просто такой же амулет? Кто теперь узнает?!

      В стороне лежал другой солдат противника. Руки были разбросаны в стороны. На его чёрном лице неожиданно выделялся широко посаженный негритянский нос…

      «Откуда здесь негры?» – удивился Тимофеев.

      Далее он взлетел выше и приблизился к снайперу. К огромному изумлению, это была довольно милая девушка европейской внешности. Её собранные золотистые волосы были испачканы кровью. По-кошачьи расставленные глаза были широко открыты и смотрели стеклянным взглядом в никуда. Голова была откинута в сторону и на белой шее Влад увидел маленькую родинку…

      «Где-то я её уже видел раньше. Или просто похожа… – подумал Тимофеев. – Но что она забыла здесь? Почему? А ведь могла жить, любить, родить ребёнка…»

      Он задумался, ненависть к хладнокровной убийце и торжество победы сменились на милость и глубокое, до боли, сожаление: «Что побудило эту девочку прийти сюда? По своей ли трезвой воле или управляемая одурманенным разумом либо алчностью?»

      Тимофеев, переполненный каким-то отуплённым равнодушием, взирал на всё сверху.

      Чувствуя себя в бестелесной оболочке, он поднимался всё выше и выше. Констатируя печальные апокалипсические факты. Всё внизу превратилось в калейдоскоп кошмаров, закружилось, словно подхваченное дикой метелью из тусклых огоньков…

* * *

      – Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант! – кто-то стал его осторожно теребить за рукав. – Через пять минут подъём! – Сквозь пелену проступало, приобретая очертания всё чётче и чётче, лицо Бедиева, – лейтенант Майер уже ушёл подымать роту, просил и вас разбудить! И вот – вы забыли ваш конспект к политзанятию у меня на тумбочке этой ночью, – Бедиев протянул ему смятую подмокшую тетрадь.

      – Мы где? – Тимофеев подскочил, ткнул бойца пальцем. – Живой?! Япона мать! – почувствовав под пальцем телесную оболочку, он кинулся к солдату и обнял его.

      – Вы чё? – Бедиев отпрянул. Лейтенант, не обращая внимания на изумление солдата, посмотрел на свои руки, повертел ими перед собой, хлопнул себя по лицу.

      – И я тоже! – он как-то торжествующе, безумно и радостно взглянул на ничего не понимающего бойца. – И я… я живой!? – утвердительно, но с полувопросом воскликнул Тимофеев.

      «Да! Дожили-ся! – подумал Бедиев. – Вот это уже точно диагноз! Вот уж кто бы спрашивал… Сразу видно, как их вчерашний вечерок прошёл!.. Живой!.. Как же! Тут, отстояв ночь «на тумбочке» уже сам перестаёшь понимать, живой ты ещё или уже мёртвый. Дневальный это самый настоящий «живой труп»!..»

      «Подмокло политзанятьице-то»! – Тимофеев крутил в руках свой заляпанный конспект…

      – Товарищ лейтенант, тут, говорят, в полк приехал поэт какой-то из Башкирии. Айдар Халим, вроде