Царь Иван Грозный. Избранные сочинения. Алексей Толстой

к князю Курбскому в июле 1564 г. Герои романа Толстого полностью согласны с этим убеждением, и князь Серебряный говорит: «Впрочем, чему дивиться. Царь волен казнить своих злодеев!» И боярин Морозов отвечает ему: «Кто против этого, князь. На то он царь, чтобы карать и миловать. Только то больно, что не злодеев казнили, а всё верных слуг государевых…» И сам Грозный говорит так: «…напрасно ты винишь меня, князь. Царь казнит тех, на кого злобу держит, а в сердце его не волен никто. Сердце царево в руце Божией, говорит писание».

      Для читателя XIX в. это изречение напоминало слова самодура, героя А.Н. Островского из комедии «Свои люди – сочтемся»: «Не плясать же мне по ее дудочке на старости лет. За кого велю, за того и пойдет. Мое детище: хочу с кашей съем, хочу масло пахтаю». А Н.К. Михайловский писал об этом так: «Изречение Калигулы: “мне позволено всё относительно всех” и любимая мысль Грозного: “жаловать своих холопов мы вольны, а и казнить вольны же” – тождественны»[15].

      И мы продолжаем читать сочинения Толстого о Грозном.

      М.В. Строганов

      И.Е. Репин. Портрет А.К. Толстого

      Стихотворения

      Василий Шибанов[16]

      Князь Курбский от царского гнева бежал,

      С ним Васька Шибанов, стремянный.

      Дороден был князь, конь измученный пал.

              Как быть среди ночи туманной?

      Но рабскую верность Шибанов храня,

      Свого отдает воеводе коня:

            «Скачи, князь, до вражьего стану,

                     Авось я пешой не отстану!»

          И князь доскакал. Под литовским шатром

                           Опальный сидит воевода;

          Стоят в изумленье литовцы кругом,

                        Без шапок толпятся у входа,

          Всяк русскому витязю честь воздает,

          Недаром дивится литовский народ

                          И ходят их головы кругом:

      «Князь Курбский нам сделался другом!»

      Но князя не радует новая честь,

                   Исполнен он желчи и злобы;

      Готовится Курбский царю перечесть

                 Души оскорбленной зазнобы:

      «Что долго в себе я таю и ношу,

      То все я пространно к царю напишу,

                  Скажу напрямик, без изгиба,

                       За все его ласки спасибо!»

      И пишет боярин всю ночь напролет,

                  Перо его местию дышит;

      Прочтет, улыбнется, и снова прочтет,

                  И снова без отдыха пишет,

      И злыми словами язвит он царя,

      И вот уж, когда занялася заря,

                  Поспело ему на отраду

                  Послание, полное яду.

      Но кто ж дерзновенные князя слова

                 Отвезть Иоанну возьмется?

      Кому не люба на плечах голова,

                  Чье

15

Михайловский Н.К. Критические опыты. С. 112.

16

Впервые: Русский вестник. 1858. № 9. Кн. 1. С. 1236–1240, подзаголовок «Баллада». Источник – «История государства Российского» Н.М. Карамзина. Курбский «ночью тайно вышел из дому, перелез через городскую стену, нашел двух оседланных коней, изготовленных его верным слугою, и благополучно достиг Вольмара, занятого литовцами. Там воевода Сигизмундов принял изгнанника как друга, именем королевским обещая ему знатный сан и богатство. Первым делом Курбского было изъясниться с Иоанном: открыть душу свою, исполненную горести и негодования. В порыве сильных чувств он написал письмо к царю; усердный слуга, единственный товарищ его, взялся доставить оное и сдержал слово: подал запечатанную бумагу самому государю в Москве, на Красном крыльце, сказав: “От господина моего, твоего изгнанника, князя Андрея Михайловича”». Царь ударил его «ногу острым жезлом своим; кровь лилася из язвы; слуга, стоя неподвижно, безмолвствовал. Иоанн оперся на жезл и велел читать вслух письмо Курбского… Иоанн выслушал чтение письма и велел пытать вручителя, чтобы узнать от него все обстоятельства побега, все тайные связи, всех единомышленников Курбского в Москве. Доброжелательный слуга именем Василий Шибанов… не объявил ничего; в ужасных муках хвалил своего отца-господина; радовался мыслию, что за него умирает» (История государства Российского. Т. 9. СПб., 1821. С. 59–62). В строфах 11–12 цитируются письмо Курбского к Ивану Грозному: «Прочто, царю, сильных во Израиле побил еси?.. Не прегордые ли царства разорили и подручных во всем тобе сотворили, мужеством храбрости их… Не претвердые ли грады германские тщанием разума их от бога тобе даны бысть?.. Или бессмертен, царю, мнишись? Или в необытную ересь прельщен, аки не хотя уже предстати неумытному судии, богоначальному Иисусу… Кровь моя, якоже вода пролитая за тя, вопиет на тя ко господу моему!» (Сказания князя Курбского. Ч. 2. СПб., 1833. С. 3–5).