Фантом улитки. Юлия Лоншакова

Женевьева позируя, была расслаблена. Молодой человек сидел на траве неподалёку и размышлял: что за перемена произошла в ней? Может ли он рассчитывать на взаимность? Как ему подавить влечение к той другой?

      Тесные улочки Парижа до полудня способны сохранять прохладу. Но зенитное солнце лишает их этой возможности. Брусчатка под ногами сначала теплая, а затем – обжигающая.

      – Мы все подвластны весеннему сумасшествию, летней влюбленности, осенней хандре и зимней скуке. Как все циклично: в природе и в обществе. В вопросах жизни. Мы порхаем, даруем, знаем, затем ползем, умоляем, не ведаем, затем снова взлетаем, живем, чувствуем, потом опять падаем и стонем, вопрошая.

      – Но иногда же бывает наоборот? Мы наслаждаемся целый год.

      – И это тоже циклично. И скорее вопреки земным законам. Но недолго человека хватает бороться с мирозданием. Чаще Вселенная возвращает власть себе. И плохо приходится тому, кто осмелился идти поперек.

      – Как цинично это звучит! Вы ведь не верите в любовь. Вы любили когда-нибудь?

      – Любила. Люблю. Но всегда это лишь страдание. Настоящая любовь – это болезнь. Истинные терзания. Предпочитаю испытывать их дозировано. А как насчет лекарства от любви?

      – О чем Вы говорите?

      – О том, что способность не любить может спасти душу.

      – А способность любить?

      – Тоже может. Спасти и погубить.

      Они прогуливались по кварталу Маре. Дороги парижских бульваров были раскалены жарким солнцем. Она была одета в шелковое платье цвета слоновой кости, освещенное ярким светом оно казалось почти прозрачным.

      – Как Вы думаете, где нам удастся спрятаться от жары? – задала она вопрос и тут же заключила, – я думаю посетить Карнавале. Хочется больше Парижа, но такая температура невыносима.

      И она резким движением увлекла спутника в переулок. Несколько пепельно-розовых лепестков гортензии слетели с ее головы.

      – А где кофе для месье?

      В ответ гарсон удивленно задрал бровь над глазом желтого кошачьего цвета.

      – М-м-м-меееэс-сь-е? К-к-которого? – спросил он, заикаясь.

      Она в изумлении повела рукой направо:

      – Моего друга Жана Гюйо.

      Официант резво закивал и быстро вернулся с подносом. Затем также моментально исчез.

      – Величайший философ и поэт Жан Мари Гюйо умер 31 марта сего года от туберкулеза в возрасте 33 лет в Мантоне.– он перечитал сводку недавней газеты. – Париж сходит с ума, – прошептал он, тараща глаза и оглядываясь.

      Глава 4

      …Она легла в кровать почти на рассвете. На час. Возбужденная. Питаемая надеждами. Совсем немного отделяло ее от желанного.

      Атмосфера окутала город туманной дымкой. Собор Парижской Богоматери в первых лучах майского солнца, казалось, застыл над землей. Таинственный, мрачный корабль-молох парил. Переполненная сокровищница: витражи-павлины, искусные фрески, бесконечная линия колонн, залитых