Семь лет за колючей проволокой. Виктор Доценко

голос.

      – Недели две-три назад?

      – Да… Откуда знаешь? – нахмурился я.

      – Так… – поморщился Сенька. – С год назад сам мучился… Что же ты не сказал, когда тянули?

      – А-а! – отмахнулся я.

      – Держи пять! – дружелюбно произнёс он. – Сашка меня зовут, Муромец!

      – Кликуха тебе под стать! – улыбнулся я, отвечая на рукопожатие его ладони-лопаты.

      – Это не кликуха, это фамилия у меня такая! – Александр смутился.

      – А почему он тебя Сенькой называл?

      – А какая разница… – пожал он плечами.

      Как-то так получилось, что Александр стал рассказывать о себе. Оказывается, его обвиняли по статье «убийство по неосторожности», но следователь пытался доказать расстрельную статью «умышленное убийство».

      – Эта сволочь вообще ничего не хочет слушать! – ругнулся вдруг Муромец. – Прикинь, я в полной отключке в кузове валялся, когда он под задние колеса попал.

      – Перепил, что ли?

      – Я? – нахмурил он густые брови. – Ну! Приятель дембельнулся, мы и нахрюкались…

      – А кто-нибудь ещё в кузове был?

      – А как же!

      – И что они?

      – Таки они в стельку…

      – А покойный?

      – Тоже в стельку… Единственный, кто мог двигаться, – Пашка Кузнец.

      – А он что говорит?

      – Так он за рулём был: начал сдавать назад, чтобы развернуться, и услышал крик, тормознул, да поздно… – Александр печально вздохнул.

      – Ничего не понимаю, – признался я.

      В его рассказе не было никакой логики. Если всё произошло, как говорит он, то больше всего был виновен тот, кто сидел за рулём…

      О чём я и сказал ему:

      – Пашка – сын Председателя Исполкома, – вздохнул Александр, – а на мне три года условных висят по «сто восьмой»: бугра помял немного…

      – Что, снюхались? – раздался недовольный голос подошедшего Кешки-Рыси.

      – Ну?! – неопределённо буркнул Александр.

      – Смотри! – угрожающе произнёс тот.

      – Смотрю! – чуть взвинчиваясь, набычился Муромец.

      Трудно сказать, чем бы закончился нелепо начавшийся конфликт, если бы не раздался характерный глухой стук тележки о дверь камеры.

      – Баланда, граждане уголовнички! – громко выкрикнул шнырь по прозвищу Крылатый.

      – После ужина договорим! – многозначительно бросил Кешка-Рысь и направился к столу.

      В этот момент дверца «кормушки» откинулась, и баландёр, сунув первую шлёмку с кашей, негромко, но вполне отчетливо выкрикнул в камеру:

      – Доценко есть?

      – Ну, я Доценко! Кто спрашивает? – подойдя к кормушке, удивлённо спросил я.

      – Привет тебе от Лёвы-Жида, а вот ксива от него! – Баландёр быстро протянул записку. – Если ответ хочешь передать ему, то приготовь: отдашь, когда посуду забирать буду!..

      – Спасибо, земляк! – взяв весло и шлёмку с кашей, наполненную едва ли не с верхом, я вернулся на свое место и первым делом развернул записку от Лёвы-Жида:

      «Привет, браток! Обещал тебя