Безымянное. Полина Олеговна Чиркова

симпатичное, да ещё и женское. Василиса была вся в Прасковью – сгорбленная, с лицом, изъеденным оспинами, с тонкими жиденькими волосами, да и вообще, общий её вид был отталкивающим, но сейчас она словно светилась и влюблёнными глазами смотрела на будущего мужа.

      Митька тогда на это наплевал, мысленно «обласкал» Василису, получил от неё неприязненный взгляд – было такое ощущение, что она его мысли прочитала, и взялся за выпивку и праздничные угощения.

      Пил да гулял, как это обычно и бывает на свадьбах.

      А потом проснулся в сугробе.

      Митька тогда, с похмельной головы, подумал, что по дороге домой просто уснул в сугробе, и порадовался, что успел проснуться до того, как задубел.

      Но, выбравшись из сугроба, он обнаружил, что находится в поле, покрутился из стороны в сторону – никаких следов, кроме собственных, он не увидел.

      Вокруг было снежное, белое, бесконечное полотно нетронутого снега, и только где-то на горизонте темнела едва видимая тёмная полоска, скорее всего, леса.

      Тогда Митька просто пошёл, рассчитывая выбраться с поля.

      Небо, затянутое светлыми серыми тучами, словно давило ему на плечи, и он решил, что сможет выбраться с поля – белая простыня снега наверняка обманывает его и не даёт правильно оценить расстояние.

      Он шёл, шёл и шёл, передумав огромное количество мыслей, пока не услышал этот звон.

      Едва слышимый, на самом краю сознания, но хоть давший ему направление.

      Митька не понимал, как мог оказаться здесь. Выпил-то не так уж и много – даже помнил, как уходил с праздника. Правда, на выходе из нужника встретился с Василисой, которая со злобой уставилась на него. Что эта девка забыла здесь, Митька никак своим пьяным сознанием понять не мог, зато пьяно поздравил её с женским счастьем, на что Василиса что-то прошипела ему в ответ, но Митьке хотелось приключений, а не разборок с дурной бабой.

      И вот теперь он бредёт по белому снегу неизвестно где.

      У них рядом с селом никогда не было таких огромных полей.

      Звон колоколов постепенно становился всё громче, хотя Митьке уже хотелось просто упасть лицом в снег – ноги гудели от непривычной нагрузки, а тело уже совсем задубело и подчинялось желаниям хозяина совсем неохотно.

      Он даже не заметил, когда перед ним выросла деревянная покосившаяся и почерневшая от времени ограда. Но, увидев, заполнился радостью – первые признаки жизни! Наконец-то он скоро выйдет к людям!

      Но столь же быстро радость схлынула, как и возникла. За забором виднелось чёрное здание, а колокольный звон отдавался в ушах, постепенно стихая.

      Чёрное дерево резко выделялось на фоне белого снега, и Митька нервно сглотнул – это была не церковь. Это было нечто другое, что-то настолько странное, что он почувствовал ужас, который огненным потоком разлился по его телу.

      И оно больше его не слушалось.

      Чёрные провалы окон без стёкол слепо смотрели на него, пока он перебирался через забор, проваливаясь по пояс в снег, и пока медленно, всем внутренним существом сопротивляясь,