Не отпускай моей руки. Александра Турлякова

минута полной тишины между ними, и всю эту минуту граф пристально рассматривал лицо пленного, будто видел того впервые. Потом усмехнулся, скривив губы.

      – Любит тебя, говоришь?

      Арольд промолчал на этот вопрос, только громко сглотнул пересохшим горлом. Что всё это значит?

      – Значит, любит? Ты в это веришь? Хорошо! Вот мы сейчас это и проверим. Посмотрим, как она тебя любит… Сыночка своего единственного… – Граф, всё также держа Арольда за одежду, повернулся к своим людям и громко приказал: – Найдите Аина! Он нужен мне здесь. Срочно!

      – Хорошо, милорд! Сейчас будет!

      Арольд попытался отстраниться от графа, по-прежнему державшего его за камзол. Какой-то нехороший страх и предчувствие неприятностей прокрадывались в сердце.

      Что всё это значит? Кто такой этот Аин? Зачем он здесь нужен?

      – Не надо, господин… – прошептал одними губами замирающим голосом.

      Граф обернулся к нему и посмотрел в лицо.

      – Надеюсь, она увидит и – главное – услышит тебя.

      В этих словах было столько холодного упрямства и решимости, что Арольд обомлел от ужаса. Снова шепнул потерянно:

      – Не надо, господин… не делайте этого… Прошу вас, милорд, умоляю… Не надо…

      – Ты ещё расплачься, щенок, пусть мамочка оттуда, – граф мотнул головой в сторону замковых стен, – услышит.

      Арольд хрипло дышал, ощущая, как от предчувствия боли и больших неприятностей задрожали губы и подбородок.

      А потом появился этот Аин и с ним парочка его людей. При беглом взгляде на них Арольд почувствовал ещё и слабость в коленях. Это были не просто воины, солдаты, это были наёмники, те, которые за деньги могли сделать всё и ни перед чем не остановятся.

      Этого Аина он почему-то сразу узнал, выделил из троих.

      Блестящий, чисто выбритый череп, лицо сухое с острыми резко очерченными скулами, глаза тёмные, почти чёрные, даже зрачка не видно, и постоянно полуприщуренные, будто Аин всё время находился в глубокой задумчивости. Сейчас он неторопливо жевал травинку и, глянув в лицо графа Годвина, медленно вытащил её и спросил:

      – Да, милорд, вы меня звали?

      – Видишь вот этого парня, подойдёте к Оранту на полёт стрелы. Я хочу, чтобы он кричал, громко кричал, чтобы мама сверху слышала.

      Аин медленно поднял тёмные брови, и тонкие губы его растянула холодная улыбка маньяка.

      – Всё понятно, милорд, сделаем. Запоёт, как монах в церковном хоре. Услышит…

      – Только не калечьте, – предупредил граф. – Он мне ещё нужен.

      – Хорошо, милорд, всё сделаем.

      – Думаю, много усилий не понадобится.

      При этих словах графа Арольд упрямо стиснул зубы. Он не будет кричать, не дождётесь.

      «Не смотрите не то, что я молод и, по-вашему, говорю глупости. Я – сын графа, и мать моя – тоже графиня… Вы – бесчестный человек, раз позволяете себе мучить равного. Бог накажет вас, граф Годвин! Он не простит вам этого…»

      Он хотел бы сказать это всё графу в лицо, но во рту от волнения пересохло ещё сильнее, и он не смог и слова