Крабат, или Легенды старой мельницы. Отфрид Пройслер

раздалось вдруг за спиной Крабата.

      Обернувшись, он увидел вместо Андруша тучного, гладкого рыжего быка. Бык глядел на него вполне дружелюбно. Крабат протёр глаза. Тонда вдруг тоже исчез, на его месте стоял старый крестьянин-сорб в лаптях, в холщовых портах и рубахе. Он был подпоясан верёвкой, а в руках держал засаленную шапку, отороченную облезлым мехом.

      Вдруг кто-то похлопал Крабата по плечу. Крабат обернулся.

      Андруш!

      – Где ты был, Андруш? А где же бык?

      – Му-му-у, – ответил Андруш.

      – А Тонда?

      Тут Тонда принял обычный вид – мужичок исчез.

      – Ах, вон оно что!

      – То-то и оно! – сказал Тонда. – Уж мы с Андрушем устроим на рынке потеху!

      – Ты хочешь его продать?

      – Этого хочет Мастер.

      – А если его зарежут?

      – Не бойся. Продадим Андруша, а верёвку, на которой его привели, оставим себе. Тогда он сможет опять обернуться человеком или кем захочет.

      – А если отдадим с верёвкой?

      – Только посмейте! – испугался Андруш. – Тогда мне придётся остаток дней своих быть быком, жевать солому и сено. Б-р-р! Не забудьте про это!

      Много шуму наделал рыжий бык на рынке в Витихенау. Торговцы скотом тут же окружили его. Крестьяне, уже успевшие продать своих свиней и овец, протискивались сквозь толпу. Не каждый день встретишь такого отменного быка! Не упустить бы, а то уведут из-под носа!

      – Сколько за вашего красавца?

      Торговцы напирали со всех сторон, кричали, надрывались. Мясник Густав Краузе из Хойерсверды давал за Андруша пятнадцать гульденов. Кривой Лойшнер из Кенигсброка – шестнадцать.

      Тонда лишь головой качал:

      – Маловато!

      – Маловато? С ума, что ль, спятил? За дураков принимаешь?

      – Дураки ли, нет ли – господам виднее!

      – Ладно, – буркнул Краузе. – Даю восемнадцать!

      – Да нет уж, лучше себе ос-тавлю.

      Не отдал и за девятнадцать, и за двадцать.

      – Ну и оставайся при своём быке! – заорал Густав Краузе, а Лойшнер постучал кулаком себе по лбу.

      – Я ещё не спятил! Разорить меня вздумал? Даю двадцать два – это моё последнее слово!

      Казалось, торг зашёл в тупик. Но тут сквозь толпу пробрался, отдуваясь, как морж, какой-то толстяк. Лицо его с выпученными глазами блестело от пота. Одет он был в зелёную куртку с серебряными пуговицами. На бархатном красном жилете – массивная золотая цепочка, на поясе – туго набитый кошель. Самый богатый в округе торговец скотом, по прозвищу Бычий Бляшке, собственной персоной!

      Он отпихнул Лойшнера и Густава и рявкнул:

      – Чёрт подери! И как у такого тощего мужика вырос такой роскошный бык! Беру за двадцать пять!

      Тонда почесал за ухом.

      – Маловато, господин.

      – Маловато? Ну, знаешь ли!

      Бляшке вытащил серебряную табакерку, щелчком открыл крышку, протянул старому сорбу, то есть Тонде. Дав понюхать ему, понюхал сам.

      – Апчхи! Значит, правда!

      – Будьте