Гори, гори ясно. Карина Вран

Мир слова. Отец, заведующий кафедрой математической лингвистики.

      Его младший (по должности) коллега, профессор Пивоварский. Его странная гибель.

      И разговор, точнее, обрывок разговора. Тот в памяти всплыл недавно, уже после того, как не-слова были применены ко мне.

      «Это может стать проблемой», – дребезжащий голос гостя.

      Дядя Слава не был стариком, они с отцом были ровесники. А голос его дребезжал по-стариковски, отчего я сразу узнал говорившего.

      Тихий, неприметный, книжный человек. «Пыльный» почему-то хотелось мне его называть.

      «Это может стать прорывом, Мстислав!» – грудной, сильный и властный голос па.

      С отцом редко кто спорил. Он был столь убедителен, когда говорил, что с ним обычно соглашались.

      «Андрей? Вот ты где. Будь любезен, помоги мне найти табак для кальяна. Кажется, он был в одном из верхних ящиков», – мелодичный и нежный голос матери.

      Мое полное незнание: с чем работал отец. Что должно было стать прорывом – или проблемой? С кем он над этим работал, кроме Мстислава Юрьевича. Того тоже уже не спросить…

      Я сказал вурдалачке больше, чем служивым. Больше, чем знатоку из мира слова – Феде Ивановне. Больше, чем домашним нечистикам, хотя к тем мое доверие было велико. Просто нечисть домовая и овинная мало чем помогла бы в этом деле.

      Все, что могли, Кошар и Мал Тихомирыч уже по данному вопросу высказали. «Допрежь не бывало». «Все эти прогрессии – к худу».

      Нет никакой уверенности, что мертвая певунья скажет больше дельного. Но как узнать, не спросив?

      – Для начала, – длинные темно-синие ногти простучали по столу: «Та-да-да-дам». – Разговор, который ты вспомнил. Он мог быть вообще не о том. Например, о студентах по обмену из… не знаю, Тибета. Уточнить мы не можем, не у кого, поэтому держим в уме, но не зацикливаемся.

      Безропотно согласился с ее выводом. Убрать одно слово из контекста – и изначальный смысл всей фразы может быть утерян или искажен.

      Да-да, я не всегда хлопал ушами, когда мой родитель говорил умные вещи. Вот когда начинались дебри с пресуппозицией, импликацией и прочими чудны́ми зверьми, тогда мои уши сворачивались в трубочку, и я плавно утекал куда подальше.

      – Далее, – указующий перст показал в сторону стойки, за которой по-прежнему стоял «оболваненный» работник кафе. – Чтобы у тебя не возникло сомнений. Наше внушение действует не так, как ты описал. Оно вообще не на слова завязано. И – тот вон не вспомнит завтра, что нас видел. И что закрывал свой голимый общепит. Я прикажу, и он завтра ни тебя, ни меня не узнает. Но дар мое воздействие не угасит. Я могу внушить, что ты не хочешь к нему взывать – это сработает, но принцип иной.

      – У меня не было подозрений в ваш адрес, – сказал, подразумевая и Лену с Джо, и вурдалаков вообще.

      Хотя бы потому, что будь такие подозрения у служивых, те бы вовсю копали под семью Джо (или, если таких семей в городе несколько, то под все эти семьи). И Палеолог бы не промолчала.

      Нет, специалист по древностям ясно