Ханкерман. История татарского царства. Юрий Манов

все говорил, говорил, не замечая слез, катившихся по седым от пепла щекам. За разговором чуть не упустил стряпню. Снял с углей румяные, чуть подгоревшие лепешки, разломил одну, кинул кусок ворону. Хасан угощение принял и подошел совсем близко, чувствуя, как отогревается. Понял, казаку надо просто выговориться. А тот продолжал рассказывать, как надел рукавицы из толстой кожи, как натянул на голову мешок с дыркой для глаза и похоронил свою семью. Жену, детей, отца с бабкой, братьев, племянников. Взмок весь в том мешке. Юрты сжег: нельзя юрты, где мор был, на земле оставлять. От них опять мор пойдет. А стадо почти все волки погрызли. Некому было охранять. Что осталось – собрал и шурину продал совсем дешево. И вот едет теперь казак в Хан-Керман на реке Эве к салтану Касиму за новой жизнью. Вся степь о салтане Касиме говорит как о великом воине! Он самому хакану урусов Василию ближний друг, почти как брат! Каждому татарину службу дает, никому не отказывает.

      Давно прогорел костер, нечего больше подбрасывать в огонь. Сытый казак клевал носом, но продолжал бормотать, как славно он будет жить в Хан-Кермане и служить салтану Касиму. И пусть ворон не смотрит, что казак на вид мал ростом и тщедушен. Ибрагим смел и отважен! А после хорошего похода, если возьмет его Касим себе в войско, будет копить на калым, снова женится, дом заведет, детей. Продолжится славный род…

      – А что, ворон, как думаешь, возьмет меня, одноглазого, салтан Касим на службу? – спросил казак, широко зевая и накрываясь потником.

      – Ка-а-а-ар, – заверил Хасан, дескать, возьмет, не сомневайся…

      Утром казак долго молился, обращаясь в сторону, где по его понятиям находился священный город Мекка, славил Аллаха милостивого и всемогущего. Закончив, доел лепешку, щедро поделившись с вороном, выпил остатки кумыса, взобрался на лошадку и неспешным шагом двинулся по выгоревшей степи.

      Хасан долго глядел ему вслед. В памяти снова всплыла та старая сосна над небольшим городком. И лес, его лес. Хасан вдруг решил, что ему пора домой, ничего хорошего в этой степи нет – зря вороны болтали. Поднялся в небо, сделал круг над всадником, громко каркнул, поблагодарив за ужин – да что там ужин, за спасение! – и быстро полетел на север, к своему городу.

      1455 год. Наем на службу

      Совсем осерчал Аллах всемогущий на бедного Ибрагима, опять послал беду на его голову. Возможно, Ибрагим и сам виноват: не стал дожидаться за Окой нукеров салтана Касима, как другие, решил сам переправиться к Хан-Керману бродом. Да с местом не угадал. Половину реки в седле пересек, а потом снесло его быстрым течением на глубину, еле наплаву удержался, вцепившись в гриву Гривастой. Едва на песчаную отмель вместе выгребли. А вот суму с пожитками унесло течением – плохо привязал, недотепа. А там и сапоги, и халат новый, и провизии остатки. Так голодным на берегу и заночевал.

      Выезжают утром нукеры из открывшихся ворот Хан-Кермана, спускаются к берегу, где собрались прибывшие казаки, а Ибрагиму и обуться не во что.

      Впереди нукеров