Прощай, Олимп!. Максим Светлорусов

уга засыпающих трав. И падали яблоки в садах. И звезды катились по небосклону с востока на запад калейдоскопом неведомых далеких миров. И среди многих перемен и примет уже ничто не поражало опытный взор, ведь все шло прежними, известными от века путями. Сентябрь, в свой черед, сдавал права октябрю, разливая на прощание теплые тона осенних красок увядающей листвы. Чему же здесь удивляться? Всегда так бывает.

      Но иногда случается так: идешь себе улицей по делам, своим или чужим – неважно – и вдруг, как будто остановишься, хотя продолжаешь идти… Или может, и вправду замрешь со странным чувством, что вот прямо здесь и сейчас соприкоснулся или вот-вот соприкоснешься с какой-то неуловимой данностью, с пронзительной догадкой еще только предощущаемой, но не осознаваемой до конца, с неким озарением. На долю секунды, на мгновение можно выпасть из мира обыденного и оказаться в странном и вместе с тем ясном потоке. И здесь главное – вовремя довериться всем своим шести чувствам, поймать его, этот миг, окунуть руки в поток и вытащить рыбку догадки, приноровиться, как удержать ее. Ведь бьется чертовка, выскальзывает из неловких рук, да и молчит: разевает, конечно, рот, однако поди разбери, что хочет сказать. Это очень похоже на имя или мысль, которую забыл и уже почти вспомнил: крутится на языке – да не ухватить. Но если все же рыбка эта заговорит, облечется в слово и назовет себя – тут уж держи ухо востро, ведь тогда и впрямь она – золотая! Я думаю, наверняка и у вас случались в жизни такие моменты, потому как, если увериться в обратном, то нечего и огород городить. Иногда так бывает…

      Вот осенью, в такие особые дни, когда еще довольно тепло, почти по-летнему греет, но солнце уже излучает необычный свет, странный оттенок: золотой и теплый, но уже мягкий, какого не сыскать в иное время, что-то внутри уже самого человека растревожится, разболится беспокойно под сердцем.

      Странно, ведь если так подумать, солнце – и солнце, ну, повернулась планета под особым углом – вот тебе и весь фокус, тоже мне открытие! Да и к тому же, посмотри – вон аллея вся золотом усыпана, да еще с погодой повезло: без дождя, листва под ногами сухая, шурши – не хочу. А все же мы уже в предощущении остановились у каменной стены одного из домов Города, выкрашенной в цвет охры, наподобие римской. И взгляд наш не видит ни листвы, ни аллеи, а только стену да окна дома на солнечной стороне улицы, на нашей стороне…

      Ан, нет, никуда не делся этот особый свет, этот странный оттенок. Он обволакивает и успокаивает, и, однако же, не дает покоя. Ну, давай, давай, не молчи, рассказывай! Ну, родной, не бойся, поведай нам, отчего так ласков и заботлив ты сегодня? Можно ли ухватить молнию? Можно, если это – молния догадки: да ведь он прощается! Этот свет своим странным оттенком, теплом и заботой, особой музыкой поет нам о собственном уходе и пророчит грядущие времена. Вот только теперь мы уже не просто знаем и понимаем умом, а в полной мере, так сказать, всем нутром предчувствуем близкую зиму. Теперь-то мы осознали, что она неизбежна.

      А в северных широтах, в заполярье, где еще и день с ночью раз в полгода меняются, так вот и там, вероятно, нечто подобное можно отыскать и так же определить, почувствовать тот самый миг, когда мы уже не просто знаем, но всем сердцем понимаем: впереди большая ночь. И, подозреваю я, мы – не первые, кто подобное испытал. Наверняка, каждую осень находятся люди, которые вдруг остановятся ошарашенные такой простой и в то же время весьма неоднозначной догадкой.

      Вот и теперь, в особые октябрьские деньки солнце баловало Город своим прощальным теплом, заливая улицы, аллеи и крыши. Пожалуй, если так подумать, этих даров крышам достается больше, по крайней мере, нечто такое можно подметить, глядя в окно с седьмого этажа нового корпуса Института. Желательно бы, конечно, подняться на восьмой, да вот беда – его не построили еще. В том смысле, что их изначально, по первичному проекту, кажется, планировалось восемь – ходили слухи… Потом начались всякие перипетии, сдвинулись планы, говорят, подрядчику чего-то не хватило (то ли ума, то ли совести), и получилось в итоге семь. Таков уж человек, что поделать. Да и давненько это было, уже никто точно и не вспомнит, когда. Так что с восьмым этажом мы как-то пролетели. Но, ничего, и с седьмого тоже открывается прекрасный вид на Город, благо район – исторический, и здания вокруг пониже будут, ничто не мешает любоваться перспективой. Правда, злые языки поговаривают, это – единственная приличная перспектива, которая просматривается из данного Института.

      Похожая мысль посещала и профессора Виктора Ивановича Громова, заведующего кафедрой экспериментальной психиатрии. Он был еще не старым, совсем недавно отпраздновавшим пятидесятилетний юбилей и полным сил. Высокий рост, правильная осанка и вполне атлетическое телосложение выдавали в нем человека крепкого, а опрятность и элегантность в одежде свидетельствовали о наличии хорошего вкуса. Характером обладал волевым, но выдержанным: мог и голос повысить, а мог и терпеливо объяснить все в пятый раз. Стригся он всегда коротко (что придавало ему дополнительную молодцеватость), делая это с умыслом: так было проще скрыть обильную седину на висках. Его красивое симметричное лицо по высокому лбу пересекали две глубокие морщины. А серо-зеленые глаза всегда смотрели внимательно и серьезно. Причем серьезность взгляда с переменой настроения