Точка замерзания крови. Андрей Дышев

все эти признаки говорили о надвигающемся нервном срыве. После приятного полета в салоне первого класса на борту "Боинга", ночевки в московском "Космосе" и сносного сервиса в отечественном "Иле", наша грустная действительность устроила ей спектакль, который девушка приняла слишком близко к сердцу. А нашу действительность никогда нельзя подпускать близко к сердцу. Это чревато.

      Я взял Мэд за руку и солегка сжал ее. Немка подняла глаза, измученные увиденным и воображаемыми картинами будущего, и слабо ответила на мое рукопожатие.

      – Все будет зер гут, – сказал я и, пожалуй, впервые с момента нашей встречи на станции Азау улыбнулся естественно. Это получилось легко и без натяжки. Для того, чтобы оставаться самим собой в трудные минуты жизни, Карнеги советует заняться заботой о ближних. Меркантильная сторона моего сердца увлеклась перекачкой крови, а второй половиной, предназначенной для любви, я искренне пожалел Мэд.

      Лариса, краем глаза наблюдавшая за нами, громко фыркнула, словно я позволил себе непристойность в присутствии настоятельницы женского монастыря. Я уже не реагировал на движения этой фурии, смирившись с ее стойкой нелюбовью ко мне. Я пытаюсь переделать какого-нибудь антипатичного собеседника "под себя" только в том случае, если на это нахожу шансы. Лариска же была безнадежна. Сейчас она часто затягивалась сигаретным дымом, качала головой, усмехалась краешком ярко накрашенных губ и, в отличие от меня, находилась в прекрасной боевой форме.

      Дима Власов молча сочувствовал мне, улыбался одними глазами и беспрестанно подмигивал. Он растегнул "молнию" на своем пуховике и привлек к своему горячему телу Ирэн, прикрывая полой куртки ее спину. Ирэн, положив голову на плечо мужа, делала вид, что дремлет. Есть такие женщины, которые все время хотят быть похожими на кошек.

      Эд, нахмурив лоб, методично вскидывал руку с красивыми золоченными часами и смотрел на стрелки, словно опаздывал в аэропорт. Кажется, ему было совершенно наплевать на то, в какой мере террористы опасны для его жизни. Его намного больше беспокоило то, что он не может позвонить жене. Храбрец этот человек или трус? Его юная подруга была однозначно смелой, но ее смелость была перерожденной глупостью. Все, что произошло, было для нее лишь забавным приключением, которое уже немного наскучило и утомило, и девушка, старательно надувая шарик из жевательной резинки, думала о куриных окорочках и йогурте. Глупые – они счастливее прочих.

      Молодой человек, вызвавший недоумение среди заложников очень даже нормальным поступком, страдал от холода и непонимания. Он держался в стороне от нас, невольно кучкующихся в центре вагона, где, казалось, было теплее и безопаснее, чем у заклеенных снегом окон. Он напоминал неудачника, терзаемого комплексом вечной вины за все плохое, что происходит в мире, включая ненастную погоду и экономический хаос, и сейчас, возможно, остро переживал свой благородный порыв, терзал душу обвинениями в свой адрес, и еще больше уходил в себя. Он дышал