Шекспир мне друг, но истина дороже. Татьяна Устинова

пробормотал директор. – И в «Свадьбе Кречинского» играет, и в «Белой гвардии», и в «Методе Гронхольма», и…

      – Вот и славно, – перебил Озеров. – Материал прекрасный! Как раз у меня будет несколько свободных дней, я подготовлю кого-нибудь из второго состава. У вас наверняка есть кандидатура.

      Озеров еще полюбовался своим коленом. Заведующая литературной частью совсем затихла за дверцей книжного шкафа. Федя Величковский почесался.

      – Да, – как будто спохватился Максим Викторович, – еще спектакль для «Радио России»! Кого из перспективных порекомендуете, Юрий Иванович? Все же федеральный эфир, дело серьезное. Опять же Берлин, европейские премии…

      – Ванечка, – выдавил директор и посмотрел умоляюще, – Ванечка Есаулов очень неплохой артист, подает большие надежды…

      – Звоните ему, Юрий Иванович, пусть тексты учит!

      – Есаулов? – повторил Роман Земсков и раздул ноздри. – Какой из него фон Корен? Или Турбин?! Вы что, рехнулись совсем?!

      – Так ведь отступать некуда, родимый ты мой! – вскричал Юрий Ивнович, по всей видимости, с опозданием разгадавший режиссерский замысел Озерова. – Ты ж мне руки выкрутил совсем! Мне же надо ликвидировать прорыв! Где он тут у меня, Ванечка Есаулов… боже мой… неловко, конечно, и объемы большие, но…

      – Есаулов не будет играть фон Корена! – заорал Земсков.

      – Будет, будет, – успокаивающе протянул Озеров. – Мы ему поможем, и он сыграет.

      Роман секунду постоял над директором, как будто коршун парил над заполошной курицей, потом медленно разорвал заявление – раз и еще раз.

      – Хорошо, – сказал он. – Я все понял. Но только до Нового года, ясно вам? И ни дня больше!..

      – Конечно, конечно, родимый, – закивал директор. – Ни дня, ни секунды! Давно бы так, а то что ж… подпишите заявление!.. А мне куда деваться? Да и Есаулов неплохой, неплохой артист!

      Роман швырнул на пол обрывки заявления и вышел, сильно хлопнув дверью. Директор шумно вздохнул.

      – Весело у вас, – констатировал Озеров, когда закрылась дверь.

      – Вы не подумайте, что у нас тут вертеп и никакой дисциплины, Максим Викторович! После вчерашних трагических событий нервы у всех на пределе. Артисты натуры тонкие, впечатлительные. Земсков неплохой, очень неплохой парень, но – звезда. Такая звезда, боже мой!..

      – Юриваныч, я пойду, – тускло сказала Ляля.

      – Ляля, только никому ни слова! Собрание надо проводить, а тут еще деньги эти!.. Как все нескладно, как нескладно!

      – Познакомьте меня со вторым режиссером. Он в курсе хоть чего-нибудь? – спросил Озеров.

      – В курсе, конечно, в курсе! Покойный Виталий Васильевич всю текучку на него перекладывал, и он старается очень, очень!..

      – Я познакомлю, Юриваныч. Если Игорь сейчас на месте. А Островского я у вас заберу, это мой Островский.

      – На месте, Лялечка! Такой день, все собрались, кто же дома усидит… Боже мой, какая беда, какие несчастья.

      В приемной