Метаморфозы. Тетралогия. Марина и Сергей Дяченко

обрывок информации. Слово, унесенное сквозняком.

      Ребенок уснул. Мама, как видно, отключилась моментально; поворочался Валентин, и снова сделалось тихо. Тикали часы.

      Сашка поднялась. Споткнулась о наполовину собранный чемодан. Шторы были задернуты не до конца, сквозь щели пробивался свет уличных фонарей. Проехала машина, мазнула фарами по потолку.

      Босиком, по ледяному полу, Сашка прошла в соседнюю комнату.

      Здесь было тесно. Детская кроватка стояла вплотную к большой кровати, так чтобы мама могла, протянув руку, коснуться ребенка. Сейчас она спала, подложив ладонь под щеку, почти уткнувшись лицом в прутья кроватки.

      Стараясь не смотреть на спящего рядом Валентина, Сашка подошла ближе и остановилась над кроваткой. Луч света с улицы перечеркивал одеяльце косой чертой. Младенец лежал на спине, закинув на подушку сжатые кулачки, слепив ресницы, полуоткрыв крохотный рот.

      Он тоже был словом. Отзвуком. Материальным воплощением чьей-то короткой просьбы. Сашка не отдавала себе отчет, откуда в ней взялось такое знание; она сделала еще шаг и взяла ребенка на руки.

      Мотнулась головка; Сашка успела ее придержать. Ребенок был не до конца оформившейся волей, подвижным сгустком информации; он был частью Сашки. Частью ее мира. Он был ее.

      Два слова слились в один звук.

      Ребенок открыл сонные голубые глаза. Казалось, он сейчас закричит. Тикали часы. Беспокойно дышала мама, измученная постоянным недосыпом.

      Сашка смотрела на себя. И снова смотрела на себя; это было похоже на два зеркала, установленные друг против друга. Ребенок, ставший частью ее личности, молчал. Его глаза медленно темнели. Взгляд был почти осмысленным.

      Сашка едва удержала крик.

      Так же молча, прижимая ребенка к груди, она вышла на кухню. Еще не понимая, что произошло, но уже мокрая с головы до ног от холодного пота. Положила Валечку на стол; согнулась, прижимая руку ко рту. Ее вырвало золотыми монетами – впервые за много месяцев. Монеты звенели, раскатываясь по полу, и каждый звук, каждый ничтожный шорох мог разбудить чутко спящую маму.

      Мальчик на столе лежал неподвижно. Кулачки сжимались и разжимались. Глаза, сделавшиеся теперь карими, смотрели напряженно. Неотрывно. Смысл – сумма смыслов – составлявших это человеческое существо, растворялись в Сашке стремительно, как мыло в воде. Колыбельная связывала их, будто общая кожа.

      Сашка забилась, пытаясь разорвать эту связь. Пытаясь снова выделить младенца в особый «пакет информации». В какой-то момент ей казалось, что вот, она понимает и контролирует все: два их тела, как отражения двух схожих смыслов, два прозвучавших слова, одно из которых – приказ, повеление, сгусток воли…

      И этот сгусток окончательно вырвался из-под контроля. И втянул в себя безволие младенца, как большая капля ртути поглощает мелкую.

      Валечка на столе устало расслабился. Закрыл глаза. В ту же минуту в комнате скрипнули пружины кровати – заворочалась мама. Сейчас она привычно протянет руку сквозь перекладины кровати, нащупает вместо спящего сына холодную простыню…

      Не