Четыре месяца темноты. Павел Владимирович Волчик

брат должен поступать, как старший. Очень старая песня. Филипп у нас архитектор. Это совсем другое дело…

      – Филя всего добился сам.

      «Так же, как и ты. И очень любит повторять это, – подумал молодой человек. – Людей, достигших всего собственными силами, не существует. Кроме Робинзона Крузо, конечно, но даже у него был разбитый корабль с припасами и Пятница. Зато много на свете героев с легкой формой амнезии, которые забыли, на чьи плечи опирались…»

      Отец монотонно продолжал:

      – Сначала ты колебался, оканчивать ли тебе университет, затем бросал каждую подвернувшуюся работу. Музыку и спорт оставил. Зарабатывать себе на жизнь ты, похоже, тоже не собираешься?

      Хотя он говорил словно полушутя, тон выдавал недовольство. Оно в последние годы все чаще звучало в голосе отца.

      – Собираюсь, – угрюмо пробормотал Озеров-младший.

      – Тогда хватит разговоров. Я предлагаю тебе только один реальный вариант. В техническом отделе еще есть место. Поверь мне, производство автомобилей не такой уж сложный процесс. Тем более, тебя коснется только отчетность.

      Кирилл быстро повернулся:

      – Я только что окончил биологический факультет. Четыре года я изучал психику и мозг. Как ты предлагаешь мне использовать это в автопромышленности?!

      – Напрямую. Просто воспользуйся органом, хранящимся без дела в твоей черепной коробке. Остальному тебя научат.

      – Терпеть не могу машины, – буркнул Кирилл.

      Зачем он тогда сказал это? Руководителю крупной компании по производству автомобильных запчастей!

      – Как можно не любить машины?! Их вообще не нужно любить – езди на них. Это удобно.

      – Мне не нужны удобства.

      Отец холодно посмотрел на него и ответил:

      – Это потому, что ты еще никогда по-настоящему не работал. Иначе удобства приносили бы тебе желанный отдых.

      Прошло совсем немного времени, и после крайне неудачных поисков работы Кирилл сдался и устроился на место, предложенное отцом.

      Работа не просто была не интересна ему – он оказался психически раздавлен схемами, чертежами, таблицами и цифрами. Он сидел по восемь часов у экрана, не отрывая от него глаз. Новая специальность включала основы тех школьных предметов, которые особенно не удавались ему когда-то. Он задавал так много вопросов, что однажды ему стало стыдно подходить с ними к одним и тем же сотрудникам.

      В душном узком помещении, наполненном жужжанием процессоров, его посадили у окна, которое нельзя было открывать из-за летевшей с проспекта черной пыли, производимой тысячами выхлопных труб и колес.

      В окне виднелась башенка на доме и заводская труба вдалеке: за год эту башню Кирилл видел и сверкающей на солнце, и покрытой снегом, и мокрой от дождя, и украшенной сосульками; дым из заводской трубы бывал серым и черным, белым, фиолетовым на закате и оранжевым на рассвете, золотым – днем и свинцово-серебряным – вечером. Но всегда этот вид был для него пейзажем в тюремном окошке. А сама тюрьма – добровольным выбором. Да, он оказался там по собственной воле. Никто