Четыре месяца темноты. Павел Владимирович Волчик

Петр был голоден, потому что недавно вернулся с работы. Он молча кивал и слушал Филиппа, гудевшего густым басом. Когда старший мальчик начинал шалить, Петр, не отрываясь от рыбного салата, протягивал руку и клал ему на голову, чтобы успокоить.

      Кирилл какое-то время наблюдал за родными и говорил себе, что домашняя суета – это в общем-то хорошо. В конце концов, мать по привычке заботится обо всех – что в этом плохого? И малышей ведь должен кто-то успокаивать… Но все же его огорчало, что общая беседа не клеится и за весь вечер ему не удалось ни с кем завязать разговора.

      «Мы просто слишком давно не собирались за одним столом, – думал Кирилл. – Впрочем, все как обычно. И при отце было точно так же. Он редко успевал на общий ужин, а если и успевал, то слишком много молчал, как будто его здесь не было».

      Теперь на месте отца сидел старший брат Филипп. Он недавно вернулся в родной город. Иностранная организация, в которой он работал, предложила ему возглавить дочернюю компанию в Городе Дождей. Филипп был воодушевлен и считал, что получил за границей уникальный в своей отрасли опыт. За годы работы в другой стране у него сложилось характерное для многих соотечественников мнение, что там знают и умеют больше, чем у нас, что он войдет в среду работающих на родине людей как незаменимый профессионал.

      Гордость по этому поводу постоянно читалась на его важном лице с высоким выпуклым лбом, скучающими глазами и выпяченной нижней губой. Дома брат ходил в тяжелом махровом халате и попыхивал электронной сигаретой. В другое время он носил строгий костюм, даже если ехал за город. Голова его к тридцати годам почти полностью облысела. Выражение лица делало Филиппа несколько старше, чем он был.

      При разнице в возрасте в пять лет Кирилл выглядел рядом с братом восемнадцатилетним, хотя так казалось, возможно, оттого, что брат руководствовался в жизни, как он говорил, дедовским методом: «Обильно питайся и никого не бойся». Младший был полной противоположностью: темные волосы на его голове непослушно падали на лоб, и Кирилл по привычке зачесывал их пригоршней назад, его лицо было живым и подвижным, он больше говорил и жестикулировал, чем Филипп в своей многозначительной монументальности. Но сейчас, в кругу семьи, братья будто поменялись ролями: Кирилл предпочитал слушать и внимательно изучал лица сидевших за столом, погруженный в свои мысли. А Филипп говорил много и долго, пользуясь вниманием, которым щедро одаривали его женщины, обрадованные неожиданным приездом.

      Утром Кирилл встретил брата на вокзале. Ему казалось, что после долгой разлуки они много будут говорить о жизни, об отце, о том, как все случилось…

      Возможно, общее горе сблизит их так, как в те времена, когда они подростками отдыхали каждое лето на юге и могли проговорить всю ночь о своих мечтах и планах, о девушках, в которых были влюблены, и о странах, которые обязательно увидят.

      Ему казалось, что он сильно соскучился по Филиппу, пока брат не заговорил с ним:

      – Снова на своих двоих? Я думал, ты встретишь меня, как взрослый мужчина.

      Филипп прекрасно