Жестокие слова. Луиза Пенни

и одну передал Дэвиду. – Мне нравится их новый вратарь, а нападающие теперь вполне зрелые ребята. Этот год определенно их.

      – Но их слабое место по-прежнему защита, верно? – спросила Рейн-Мари. – «Канадиенс» всегда отдают приоритет нападению.

      – Попытайся-ка арестовать вооруженного преступника! Хотел бы я посмотреть, что у тебя получится! Ты, ты… – От возмущения Бовуару не хватало слов.

      Разговор в кухне прекратился – все ждали, что скажет Бовуар. Этот спор происходил на каждом завтраке, на каждом Рождестве, Дне благодарения, на днях рождения. Лишь слова слегка менялись. Анни и Бовуар спорили всегда, если не о тазерах,[6] то о медицинской помощи, об образовании, об экологии. Если Анни говорила «синее», то Бовуар – «оранжевое». Так повелось с тех самых пор, когда инспектор Бовуар двенадцать лет назад поступил работать под начало Гамаша в отдел по расследованию убийств Квебекской полиции. Он стал членом команды и членом семьи.

      – И что я?

      – Ты – жалкий образчик правозащитной чуши!

      Рейн-Мари махнула рукой в сторону двери, ведущей из кухни на маленький металлический балкон и пожарную лестницу:

      – Не пора ли?

      – Спасаться бегством? – прошептал Гамаш, надеясь, что она это серьезно, но подозревая, что нет.

      – Может, вам попытаться их пристрелить, Арман? – спросил Дэвид.

      – Боюсь, у Жана Ги реакция побыстрее моей будет, – отказался старший инспектор. – Он пристрелит меня первый.

      – И все же попытаться стоит, – заметила его жена.

      – Жалкий образчик правозащитной чуши? – переспросила Анни голосом, исполненным отвращения. – Отлично. Фашистский дебил!

      – Пожалуй, я мог бы воспользоваться тазером, – сказал Гамаш.

      – Фашистский? Фашистский? – Голос Жана Ги срывался на писк.

      В кухне немецкая овчарка Гамаша по кличке Анри проснулась, села и наклонила голову. У Анри были огромные глаза, и Гамашу нравилось думать, что у него не чистокровный пес, а помесь овчарки и спутниковой тарелки.

      – Ох-ох, – сказал Дэвид.

      Анри свернулся калачиком на своей подстилке, и, судя по виду Дэвида, он сделал бы то же самое, если бы мог. Все трое задумчиво уставились через окно на улицу, где хмурилось сентябрьское утро. В Монреале в этот уик-энд отмечали День труда. Анни произнесла что-то неразборчивое. Но ответ Бовуара был абсолютно ясен:

      – Иди в задницу!

      – Ну, пожалуй, на сегодня диспут закончен, – сказала Рейн-Мари. – Еще кофе? – Она показала на кофемашину.

      – Non, pas pour moi, merci,[7] – с улыбкой ответил Дэвид. – И Анни тоже больше не наливать.

      – Глупая женщина, – пробормотал Жан Ги, входя в кухню. Он схватил полотенце с крючка и принялся яростно вытирать тарелку (Гамаш даже подумал, что цветочного рисунка на ней они больше никогда не увидят). – Признайтесь, вы ее удочерили.

      – Нет, изготовили в домашних условиях. – Следующую тарелку Рейн-Мари протянула мужу.

      Темная голова Анни на секунду появилась в кухне:

      – Сам

6

Тазер – специальное оружие типа электрошокера, используемое полицией.

7

Что касается меня, то я – пас, спасибо (фр.).