Жестокие слова. Луиза Пенни

[2]

      Ничего. Господи боже, уж не умер ли он?

      Габри наклонился над своим партнером, увидел чудесные редеющие волосы, разметавшиеся по подушке и по лицу. Спокойные глаза закрыты. Габри ощутил запах пота Оливье с мускусным привкусом. Скоро у них появится душ, и тогда они будут пахнуть мылом от «Проктер энд Гэмбл».

      Телефон зазвонил снова.

      – Это твоя мать, – прошептал Габри в ухо Оливье.

      – Что?

      – Звонит твоя мать – ответь.

      Оливье сел, с трудом открыл глаза – в них стоял туман, будто он только что вышел из длинного туннеля.

      – Моя мать? Но она давным-давно умерла.

      – Если кто и мог бы восстать из мертвых, чтобы тебя оттрахать, то лишь она одна.

      – Пока меня трахаешь ты.

      – По твоему желанию. Возьми трубку.

      Оливье протянул руку через гору, которая была его партнером, и взял трубку.

      – Oui, allô?[3]

      Габри снова зарылся в теплую кровать, скользнув взглядом по светящемуся циферблату часов: шесть сорок три. Воскресного утра. Длинного уик-энда Дня труда.

      Кто, черт побери, может звонить в такой час?

      Габри сел и посмотрел на лицо своего партнера, изучая его, как пассажир изучает лицо стюардессы при взлете. Не обеспокоено ли оно? Не испугано ли?

      Он увидел, как меняется выражение лица Оливье: сначала немного озабоченное, потом недоуменное, а еще через мгновение светлые брови Оливье опустились, кровь отхлынула от его лица.

      «Господи боже, – подумал Габри. – Мы пропали».

      – Что там? – одними губами произнес он.

      Оливье молча слушал. Но его красивое лицо красноречиво говорило за него. Произошло что-то ужасное.

      – Что случилось? – прошипел Габри.

* * *

      Они неслись по деревенскому лугу, даже не запахнув плащи. Мирна Ландерс, сражавшаяся со своим громадным зонтиком, шла к ним навстречу, и все вместе они поспешили в бистро. С наступлением рассвета стало ясно, что мир серый и промозглый. За те несколько шагов, что они сделали, торопясь в бистро, волосы прилипли к их головам, плащи промокли. Но на сей раз и Оливье, и Габри было все равно. Они резко остановились рядом с Мирной перед кирпичным зданием.

      – Я позвонила в полицию. Они вот-вот должны быть здесь, – сказала Мирна.

      – Ты уверена? – Оливье уставился на свою подружку и соседку.

      Она была крупная и округлая, а теперь еще и промокшая, несмотря на красный зонт, зеленоватый плащ и резиновые сапоги. Вид у нее был как у взорвавшегося пляжного мяча. Но при этом она никогда не выглядела серьезнее. И конечно, была уверена.

      – Я вошла внутрь и проверила.

      – О боже, – прошептал Габри. – Кто это?

      – Не знаю.

      – Как это не знаешь? – спросил Оливье.

      Он прильнул к двустворчатому окну бистро, приставив тонкую руку козырьком ко лбу, чтобы загородиться от слабого утреннего света. Мирна держала над ним свой яркий красный зонт.

      От дыхания Оливье стекло запотело, но прежде он увидел то, что видела Мирна. Внутри кто-то был. Лежал на старом сосновом

3

Да, алло? (фр.)