Чернолунье 2. Воровка сердец. Дарья Шварц

путешествия.

      Морской бриз обдувал ноги и лицо, оставляя на губах солоноватый привкус.

      Климент наверняка уже заметил присутствие Лилит, но от чего-то молчал. И это молчание начинало нервировать.

      Девушка сделала вперёд несколько решительных шагов и с дерзкой усмешкой спросила:

      – Не спится?

      Она встала рядом с ним и с интересом заглянула в лощёное лицо.

      – Как и тебе, – натянул уголок губ он.

      Они помолчали, вслушиваясь в шум ветра и волн, бьющихся о борт.

      – Кошмары мучают? – издевательски прошептала Лилит и лукаво сощурилась.

      – Как и тебя, – снисходительно глянул на неё Климент. – У всех нас свои страхи.

      – Я ничего не боюсь, – соврала девчонка.

      – Неужели? – едко подметил Климент. – Тогда почему ты всё время скулишь во сне.

      – Так это был ты!..– ошарашено выдохнула Лилит. – Зачем ты заходишь в мою каюту?!

      Она возмущённо воззрилась на него, стиснув в кулаках тёплое одеяло.

      Он оценивающе покривил губы.

      – Проверяю.

      – Что?

      – Не сбежала ли ты. – Он понизил голос до шёпота и наклонился к ней так близко, что Лилит могла разглядеть тёмные прожилки в молочно-голубой синеве его глаз: – От одного нашего общего знакомого ты уже сбежала. А я, можно сказать, чувствую ответственность за твою маленькую жизнь. Ведь это я впутал тебя в наши опасные дела.

      Лилит поджала губы и отвела глаза.

      Папироса в жилистых пальцах Климента тихо тлела, выпуская в ночь тоненький дымок. Мужчина не спешил восстанавливать дистанцию, и Лилит брякнула:

      – Не знала, что ты куришь.

      – Курю, как видишь, – согласился он, выпрямился, затянулся и выпустил в звёздную ночь облако дыма. Лилит поморщилась, она терпеть не могла табачный запах. – Ты раскрыла мой секрет. – Климент усмехнулся с закрытыми глазами. – Прости. Тебе не предлагаю – малёк совсем, да ещё и дама.

      Лилит презрительно фыркнула.

      – Не нужны мне твои ци́гарки. Меня от одной вони тошнит. – Она брезгливо наморщила носик и выразительно отвернулась.

      Климент беззвучно рассмеялся.

      – Ты в своём репертуаре, девочка-кукла.

      – Я не кукла, – проворчала Лилит, и лицо её было вполне серьёзным: аловатые губы плотно сжаты, обычно белое, как фарфор, лицо раскраснелось толи от холода, толи от гнева, а большие чёрные глаза метали молнии.

      – Не кукла, – подтвердил Климент и протяжно хмыкнул. – А жаль. Тобой залюбоваться можно, когда молчишь. – И будто в подтверждение произнёс: – Ты очень красивая.

      Лилит обомлела. Сказать, что у неё челюсть отпала – ничего не сказать. Уж от кого, а от Климента таких слов она не ожидала. Ещё и смотрит так тепло, но в тоже время изучающе.

      Лилит стало не по себе. Ей было самодовольно приятно и одновременно жутко некомфортно. Захотелось скрыться под одеялом с головой, но она только ссутулилась сильнее и вжала голову в плечи.

      Уже давно никто не называл её красивой.