Джек Ричер, или Враг. Ли Чайлд

суждено узнать, что с вами станется в конце концов. Даже при самом благоприятном раскладе. И когда я это поняла, мне стало легче. Какая бы дата ни была назначена, этого всегда будет недостаточно.

      Довольно долго мы сидели тихо и ничего не говорили.

      – Сколько еще? – спросил Джо.

      – Скоро, – ответила она.

      Мы молчали.

      – Я вам больше не нужна, – сказала она. – Вы уже выросли. Я свою работу сделала. Это естественно и хорошо. Это жизнь. Отпустите меня.

      К шести вечера мы уже наговорились, и никто почти целый час не произносил ни слова. Затем мать выпрямилась на своем стуле.

      – Давайте сходим куда-нибудь пообедать, – сказала она. – Например, в «Полидор» на улице Месье ле Пренс.

      Мы вызвали такси и доехали до Одеона, а дальше пошли пешком. Так захотела мать. Она закуталась в пальто и шла медленно и неуверенно, вцепившись в наши руки, но мне кажется, она получала удовольствие от свежего воздуха. Улица Месье ле Пренс пересекает бульвар Сен-Жермен и бульвар Сен-Мишель. Наверное, это самая парижская улица во всем Париже. Узкая, невероятно разная, немного потрепанная, шумная, с высокими оштукатуренными фасадами домов. «Полидор» – знаменитый старый ресторан. Когда туда заходишь, возникает ощущение, что там бывали самые удивительные люди – гурманы, шпионы, странники, копы и грабители.

      Мы все заказали одно и то же: парную козлятину, свинину с черносливом и трюфели из молочного шоколада. А еще хорошее красное вино. Но наша мать ничего не ела и не пила. Она сидела и наблюдала за нами. Мы с Джо смущенно ели. По ее лицу было видно, что она страдает от боли. Говорила она исключительно о прошлом, но без грусти и сожалений. Она заново переживала все самые лучшие мгновения, смеялась, потом провела пальцем по шраму на лбу Джо и, как всегда, отругала меня за то, что этот шрам появился из-за меня. Я, как обычно, закатал рукав и показал белый шрам в том месте, где Джо в ответ ударил меня стамеской, и тогда она отругала его. Она вспоминала поделки, которые мы мастерили для нее в школе, дни рождения на мрачных далеких базах, где стояла жуткая жара или было безумно холодно. Она говорила о нашем отце, о том, как познакомилась с ним в Корее, как они поженились в Голландии, о его неуклюжих манерах и о том, что за все тридцать три года, что они прожили вместе, он только два раза подарил ей цветы – когда родились мы с Джо.

      – Почему ты ничего не сказала нам год назад? – снова спросил Джо.

      – Ты знаешь почему, – ответила она.

      – Потому что мы попытались бы тебя переубедить, – проговорил я.

      Она кивнула.

      – Это решение я имела право принять сама, – сказала она.

      Все трое выпили кофе, а мы с Джо выкурили по сигарете. Затем официант принес счет, и мы попросили его вызвать такси. Молча доехали до дома матери на авеню Рапп. И отправились спать, не говоря друг другу ни слова.

      Утром четвертого дня нового года я проснулся рано и услышал, как Джо разговаривает на кухне по-французски. Я отправился туда и обнаружил его там с женщиной.