Лёд одинокой пустыни. Не заменяй себя никем. Алина Данилкина

он.

      Откинув крышу кабриолета, Хафиз протянул свои восковидные пальцы к магнитоле и включил «Englishman In New York»[4]. Когда я приехал учиться в Москву, Стинг безжалостно влюбил в себя двадцатилетние сибирские уши, требующие именно эту композицию в головоломные столичные дни. Что в Тыве, что в Дохе, что в других городах и странах я всегда был инопланетным, неопознанным и даже пугающим существом. Никто не мог понять меня, да, наверное, и не усердно старался. Но что говорить о других, если мне самому не была дана ни от Высшей субстанции, ни от дурного сочетания родительских генов эта способность. В зеркале я всегда видел стохастического незнакомца, поступки которого были такими же неожиданными, как выпавший в покере стрит-флеш. Кому-то его появление приносило свирепую радость, а кто-то с приходом этого самозабвенного создания проигрывал всё и сразу. Исключительный человек в исключительном месте в исключительных обстоятельствах. Исключительно так оказывалось всегда.

      «I’m an alien, I’m a legal alien», – подпевала стамбульская молодёжь двум скрипучим голосам из машины. От могущества взорвавшихся децибелов кабриолет начал танцевать под фальшивое подражание «Хору Турецкого». Отвлечь от наслаждения апрельским ветром и любимой музыкой меня смог только навязчивый запах тюльпанов.

      – Ты чувствуешь этот аромат? – удивленно поинтересовался я у Хафиза.

      – Посмотри назад, невнимательный, ну или по сторонам, – ответил лекарь, саркастично подвинув правый уголок рта.

      В жёлтом кабриолете лежали только раскрывшиеся белые тюльпаны, напоминавшие искалеченных балерин на хрупких тоненьких ножках. Вдоль шоссе были высажены их живые братья и сестры с радужными бутонами и выпрямившимися махровыми лепестками. Каждый апрель жители и туристы Стамбула сполна напивались этим цветочным коктейлем из весны, ведь душистый фестиваль раскрывающихся тюльпанов обычно длился в Турции почти целый месяц, вплоть до последнего дня нисана[5].

      Опьянев от циркулирующих по городу ароматных нот, я не уследил за сменяющимися калейдоскопическими картинками. Когда мы прибыли в неизвестное мне место, райское цветочное полотно с насыщенными мазками резко сменилось тусклым, будто пожелтевшим от старости снимком глухой и безлюдной местности. Ржавое здание посреди разреженной полыни не сочеталось с тяжелым люксом холёного мусульманина в начищенных туфлях цвета какао. Войдя внутрь, всё тюльпанное послевкусие перебил удушливый запах плесени. Передо мной стояли – раз, два, семь – десять человек. Хафиз стремительно подошёл к ним, оторвавшись от неопытного русского новичка в моем лице.

      – Ты стал последним, двенадцатым, Павел, – произнёс лекарь.

      Зависнувшая тишина более не срабатывала. Я не мог удержать ту лавину абсурда, которая с моего же согласия обрушилась на меня. Всё это напоминало хороший кинематограф: приключенческий детектив или комедию, а может, даже и фильм ужасов с трагически обречённым финалом.

      – Это,

4

Englishman In New York – песня исполнителя Sting. – Прим. ред.

5

Нисан – в еврейском календаре первый месяц библейского и седьмой гражданского года. – Прим. ред.