Штормовой день. Розамунда Пилчер

У него был очень приятный низкий голос, и когда он улыбнулся, мрачноватое лицо его осветилось.

      Я засуетилась, открывая сумочку:

      – Могу я расплатиться чеком? У меня есть банковская карточка.

      – Хорошо, хорошо. Хотите сесть за мой стол? Вот ручка.

      Я начала заполнять чек:

      – На чье имя писать?

      – На мое. Тристрам Нолан.

      Я порадовалась, что этим милым заведением владеет он, а не мой невоспитанный знакомец-ковбой. Заполнив чек и прочеркнув на нем, как положено, оставшееся пустым место, я вручила чек хозяину. Он стоял и, опустив голову, рассматривал чек так долго, что я даже решила, будто что-то упустила при заполнении.

      – Я не забыла поставить дату?

      – Нет, все в полном порядке. – Он поднял глаза. – Просто у вас такая фамилия… Бейлис… Не очень распространенная.

      – Да, не очень распространенная.

      – Вы не родственница Гренвила Бейлиса?

      Услышать внезапно эту фамилию именно в тот момент было удивительно, и вместе с тем ничего удивительного в этом не было – разве не так же внезапно бросается в глаза нужная информация, выпрыгивая на нас нежданно-негаданно с газетного листка, из убористой колонки типографского шрифта?

      – Да. Родственница, – сказала я и, не придумав причины дольше скрывать от него правду, добавила: – Он мой дед.

      – Потрясающе, – сказал он.

      Я была озадачена.

      – Почему же?

      – Сейчас покажу.

      Положив на стол мой чек, он вытянул из-за громоздкого дивана с откидным столиком большую, написанную маслом картину в золоченой раме. Он приподнял ее, уперев одним углом о стол, и я увидела, что это картина моего деда: в углу стояла его подпись, а под ней дата: 1932.

      – Я только что купил ее. Конечно, ее надо почистить, но, по-моему, картина превосходная.

      Я подошла поближе, чтобы внимательнее рассмотреть картину, и увидела песчаные дюны на закате и двух мальчиков – обнаженные, они склонились над собранными раковинами. Живопись картины была, возможно, и старомодной, но композиция замечательная, колорит – нежный и в то же время мощный – подходил для изображения этих мальчиков, беззащитных в своей наготе, но крепких, – с такими в жизни обычно считаются…

      – Хороший художник, правда? – сказала я, и в голосе моем невольно прозвучала нотка гордости.

      – Правда. Чудный колорист. – Он убрал картину. – Вы его хорошо знаете?

      – Я вообще его не знаю. Ни разу не видела.

      Он промолчал. Просто ждал, пока я закончу эту странную фразу. Чтобы заполнить паузу, я продолжила:

      – Но сейчас я решила, что пора, наверное, нам повидаться. И вот как раз в понедельник еду в Корнуолл.

      – Но это же прекрасно! Дороги в это время года будут пустые, и поездка доставит вам удовольствие.

      – Я поеду поездом. У меня нет машины.

      – Все равно вам предстоит замечательная поездка. Надеюсь, погода вам улыбнется.

      – Большое спасибо.

      Мы направились к двери.