Полуночное сияние звезд. Лева Воробейчик

Балкон этот представлял собой длинную площадку под навесом и со стеклами, так что внезапное апрельское похолодание не было для нас помехой. Мы не были одни – ты же помнишь, что там были и другие, сбежавшие от родителей, жен и мужей, обретшие свое счастье в приятной полутьме, так, как обретали его в тот миг и мы – такие молодые и такие счастливые… Мы подошли к стеклу и засмотрелись на далекое сияние луны, сияющее словно огромноый прожектор, освещающее всю красоту природы, окружающую наш отель. Там были верхушки елок, покрытых бледным инеем, а внизу была деревня, от которой, как я знаю, и по сей день отходит поезд до Бирга, потом – до Цюриха, а уже потом – и до города, из которого я родом – до Винтертура

      Вечер шел своим чередом, шампанское приятно шумело в голове, а ты была рядом, настоящая и теплая, и выпрямленные для ужина волосы твои так красиво лежали на плечах твоих, говоря мне о том, о чем не скажет ни один философ, и указывая на то, что богини – не вымысел, а правда. До этого момента мы болтали о всякой ерунде, но пришло время для… не знаю точно как сильно, но то, что ты тогда сказала, повлияло на все остальное, помнишь? Иногда, по ночам я слышу эти три слова, словно магическое заклинание, словно молитву на устах у Папы, обращающегося к толпе для обращения к вере или укрепления в ней. Я никогда не забуду эти слова, Оливия. Ты сказала тогда так робко и в то же время уверенно, так красиво и так банально, так сладко и так омерзительно сразу:

      – Давай уедем, Кристофер.

      «Давай уедем». Словно не было ничего в нашей жизни более важного и ценного, как наши жизни, сплетенные судьбой и удачей в тот счастливый день шестого апреля! Словно бы действие, предложенное тобой, было само собой разумеющимся, понятным и очевидным уже в первый день нашего знакомства. Ты стояла предо мной, заглядывая прямо мне в душу, своими глазами уговаривая на то, чего так хотел я, о чем мечтал я, не желая признаться себе в тот удивительно длинный вечер! Но осознание пришло позже – а тогда я ничего из этого не понял, и попросил тебя повторить, ты помнишь? А после ты посмотрела на меня своими синими, глубокими глазами и сказала то, чего больше мне не говорила ни одна женщина в целом мире:

      – Давай – Тише. – уедем. Навсегда. Т-только ты и я, понимаешь? – в глазах твоих тогда заблестели слезы, которые ты смахнула быстрым движением руки. – Я..я не могу так больше. Отец, он… он занятой человек, с которым я не могу видеться так часто, как хотела бы и… Ты понимаешь, о чем я? Я молча качал головой вверх-вниз. Я не верил своим ушам – и совершенно ничего не понимал. Ты предлагала мне убежать. Куда, зачем и для чего? Мне хотелось перебить тебя, растормошить, взять за руки, накричав или успокоив, -тогда я и сам не понимал, чего же мне хотелось больше. Ты была моим идеалом, моей любовью, всей сущностью моего бытия в – но даже в таком слепом поклонении я смутно понимал, что с такими, как я, обычно не сбегают. По крайней мере в день знакомства.

      – …Моя мать, она…