Полуночное сияние звезд. Лева Воробейчик

лишь одно – моя любовь и только (ведь твою пока я не брал в расчет). Но этим, как известно, нельзя быть сытым, или же обутым. Конечно, у меня имелась тогда рабочая специальность, но у нас не было жилья. Слишком многое было поставлено против нас, и столько же, если не больше, было поставлено на карту наших жизней. В моих мечтах перед нами лежал целый мир – и именно поэтому в тот вечер я ответил тебе отказом.

      Дальше произошли три вещи, которые позже я слабо пытался связать воедино, хоть и старался, как мог. Из прекрасных глаз твоих брызнули слезы, и лицо твоя исказила гримаса. Ты в мгновение ока отвела руку куда-то в сторону и ударила с размаху меня по щеке – это второе событие. А после этого ты впервые поцеловала меня, моя Оливия.

      Поцелуй тот до сих пор представляю я в своей повседневной жизни, иногда целуя свою жену. Не потому, что она – не тот человек, а потому, что именно тогда я узнал, что такое любить кого-либо. После тебя все последующие нежности были чем-то вроде жалких пародий и копий, встречающихся чаще, чем хотелось бы, и… Я не могу описать это, как бы ни старался.

      Слова путаются под дрожащими руками, промахиваясь мимо кнопок печатной машинки. Мысли мои, прежде бывшие ясными и понятными, запутываются в причудливый узел, словно не желая открыть для тебя и всех тех, кто прочтет это письмо, всю красоту и волнение, связанное в тот день с этим главным, по-настоящему главным событием всей моей жизни. Я погиб в тот вечер и возродился вновь, восстал из смрада и пепла в объятиях твоих, и, поступью пророка зашагал по миру, готовый нести весть о тебе всему свету, моя Оливия.

      – Спокойной ночи, Кристофер, – сдавленно сказала ты тогда мне на прощание, распустив руки у меня за шеей. На глазах твоих еще блестели слезы, а губы горели жарким пламенем.

      Наутро я первым делом побежал стучаться в твой номер, чтобы потребовать объяснения того, что случилось с нами прошедшим вечером. В голове шумело, но я был по-настоящему счастлив

      Девушка в бюро сообщило мне, что семейство Бласс в спешке покинуло «Перрен» глубокой ночью.

      5. 1937 – 1939

      Что такое это письмо? История нашей жизни, обращение к тебе ли, к потомкам или же случайным нашим знакомым – как знать? Я описываю в нем то, что могу и как могу, все то, что переживал я за годы общие и отдельные, все краски радостей моих и траурные полосы невзгод, прорядившие мою жизнь. Ты все еще читаешь мои откровения? Если да, то ты наверняка успела заметить, как подробно я описал наш первый день, такой важный и незаменимый для нас обоих.

      Но я не могу описывать все именно так, погружаясь на самое дно моих кошмаров, переживая заново свою тяжелую и невыносимую жизнь. Память моя (вот же злая штука!) не сохранила в голове ничего, кроме обрывков счастливых и не очень воспоминаний, но не более. Я не вспомню и половины всего того, что происходило с нами, но кое-какие урывки воспоминаний я донесу тебе сквозь туман нашего прошлого,