Школония. Медина Мирай

был со мной. сказал что вернется. а потом ушел. больше я его не видел».

      Я отдал телефон с ответом. Надеялся, это хоть что-то прояснит, но стало только хуже. София широко раскрыла глаза, вчитываясь в строки, и, казалось, каждое слово причиняло ей боль. Она заплакала снова. На этот раз сильнее. Так по-детски, хныча и растирая слезы и сопли по лицу. Все-таки она еще ребенок. Все-таки все мы еще дети.

      Рома достал из кармана брюк газету, развернул и зачитал:

      «По сообщению источников, на стройке нового торгового центра “Ранина” нашли труп мальчика предположительно тринадцати-четырнадцати лет. Личность не установлена. По предварительным данным, мальчик упал с пятого этажа и получил травмы, несовместимые с жизнью…»

      Рома печально взглянул мне в глаза и сказал:

      – После смерти Данила к нам в дом пришли полицейские. Они откуда-то узнали, что он жил с нами. Тут же всплыло, что мы беспризорные и у нас нет родителей. Нас отправили в детский дом в том, в чем мы были. Кто-то, как Сережа, сбежал, кого-то отправили в полицейский участок, откуда они, наверное, попадут в детскую комнату полиции. Не знаю. В любом случае больше мы их не увидим.

      Он говорил таким тоном, словно уже бывал свидетелем подобного. Наверное, когда-то их уже находили, но тогда Роме, Данилу и Софии удалось сбежать.

      «разве в детском доме не лучше чем на улице?» – спросил я через блокнот, на что Рома ответил:

      – Сережа когда-то был в этом детском доме. Он сказал, что здесь нет свободы, все нужно делать по расписанию, все делают то, что им велят, а не то, что хотят. Поэтому сбежал.

      Я представил себя на месте Сережи и особой тяжести обстановки не почувствовал, потому что, если подумать, с сиделкой Анитой мы жили примерно по такому же сценарию. Но это мне было достаточно легко свыкнуться с мыслью, что отныне я не буду свободным, потому что свободным я никогда и не был. Но каково же Роме и Софии? Детям, которые жили на воле и сами решали, что им делать, а что нет.

      Но, если честно, я все равно не до конца понимал их мотивы. Разве не лучше быть в детском доме, в тепле, в свежей одежде, сытыми и общаться с другими детьми, пусть тобой и будут руководить, чем выживать на улице? Может, я чего-то не знаю?

      Я протянул телефон Данила обратно Софии, но она меня остановила.

      – Оставь. Тебе он нужнее.

      В дверях появилась Евгения Николаевна и позвала нас.

      Прошло пять дней, за которые я не нашел новых друзей в своей группе. Старался держаться рядом с Софией и Ромой, но это удавалось сделать лишь в столовой, на улице, если расписания прогулок наших групп совпадали, или в игровой.

      Как бы хорошо я ни относился к Роме, что-то в нем притягивало и отталкивало одновременно. Для меня он был загадкой, и я не знал, чего от него ждать. Он был добр душой, и я чувствовал это, но на лице его почти никогда не отображались эмоции. Будто он носил маску вечного негодования, приросшую к лицу, которую он никак не мог снять. Или даже не пытался это сделать.

      Было ужасно скучно. Настя приходила раз в два-три дня и приносила что-нибудь