У зла нет власти. Марина и Сергей Дяченко

нитками мулине…

      – При чем тут вышивка?

      – При том, что у мира, как и рукоделья, есть лицевая сторона и есть изнанка. Все это чувствуют, но немногие знают. И уж совсем немногие могут туда пробиться.

      – На изнанку мира?!

      Я представила свое детское вышивание со свисающими нитками, с неаккуратными узелками, с петлями. Неужели на изнанке мира творится подобное безобразие?

      – Оберон тебе ничего не рассказывал об изнанке? – спросил Максимилиан, наблюдая за моим лицом.

      Оберон мне много чего не рассказывал, подумала я грустно.

      Ветер усиливался. Я могла уже не смотреть ночным зрением: впереди над песками поднималось зарево, звезды гасли. Еле слышно содрогалась земля – грумм, грумм.

      – Насколько мне известно, ты не из трусливых, – сказал Максимилиан задумчиво.

      Я сжала посох:

      – Ну?

      – Пошли, – он поднялся. – Надо добраться до замка раньше, чем начнется жара.

      Я попыталась встать – и снова села на холодный песок:

      – Не могу. Погоди.

      – Довоевалась? – спросил он едко. – Напарилась в небесной высоте?

      На его месте Оберон – или хотя бы Гарольд – протянули бы руку у меня над головой и поделились собственными силами. Максимилиан делал вид, что понятия не имеет о таком простом заклинании «Оживи!». А может быть, и в самом деле не знал; так или иначе, просить у него помощи я не собиралась.

      Я мысленно прикинула расстояние до замка – над песками, над скалами, над озером. Сжала кулаки, чувствуя, как струятся песчинки между пальцами. Нет, не долететь. Через час начнется жара, а мы не взяли с собой даже фляги…

      – Так и будем сидеть? – Максимилиан широко зевнул. – Я тоже спать хочу… Но не дрыхнуть же посреди пустыни, под солнцем, под носом у Саранчи?

      – Нет, – я лихорадочно соображала. – Вот что… Давай перейдем ко мне. В мой мир. Здесь время остановится… А мы отдохнем, выспимся… и ты мне расскажешь подробнее про изнанку мира.

* * *

      – Мама, это Макси… Максим. Ему негде ночевать, можно, он переночует у нас одну ночь?

      Я проговорила все это, глядя в пол. Мама будет не просто удивлена – она будет шокирована; только усталость заставила меня пойти на поводу у Максимилиана и явиться домой с незнакомым парнем под ручку.

      Первые несколько секунд все шло, как я предполагала: мама глубоко вздохнула, посмотрела на меня, на Максимилиана… и вдруг замерла. Я обернулась; за моей спиной стоял парень лет пятнадцати, худющий, лопоухий, в тонких очках, очень смущенный. Он попятился, будто испугавшись, и скороговоркой пробормотал:

      – Нет, извините, Лен, не надо, я же говорил… Я лучше на вокзале…

      У мамы расслабилось лицо. Неожиданно для меня она вдруг улыбнулась:

      – Ну, почему же нет? Бывают в жизни всякие случаи… Правда, у нас тесно, но можно поставить раскладушку на кухне, будет удобно…

      Братья, Петька и Димка, глазели на Максимилиана, разинув рты. Я прошла в комнату, стянула с себя одежду и рухнула на кровать; все провалилось в яму, стоило мне закрыть глаза. А когда я их открыла, за окном высоко стояло солнце, и несколько