Мадикен (сборник). Астрид Линдгрен

говорит:

      – Ох! Ну кому это, спрашивается, нужны рождественские каникулы!

      До Рождества ещё целых четыре месяца, а всё-таки жаль!

      Мадикен всем показывает «Азбуку», и грифельную доску, и пенал, показывает их маме, и папе, и Лисабет, и Линус Иде, и Альве, и Аббе Нильсону. Она даёт Альве полистать «Азбуку» и пописать немножко на грифельной доске, но при этом Альве приходится выслушать много наставлений.

      Каждое утро, когда Мадикен уходит в школу, Лисабет провожает её до двери и мечтает о том, как было бы хорошо, если бы и она могла пойти в школу с таким хорошеньким ранцем за спиной. Потом Лисабет ждёт сестру, и время тянется для неё так медленно! Когда наконец Мадикен приходит домой, то тут оказывается, что ей ещё надо учить уроки. Мадикен сидит в детской и читает громко, на весь дом.

      – И, О, У, – читает Мадикен, – И, О, У.

      Лисабет не может понять, почему это надо так долго читать одно и то же: И, О, У, – но ведь она ещё не школьница.

      Каждый день папа за обедом спрашивает:

      – Ну что, Мадикен? Как дела в школе?

      – Шик-блеск! – отвечает Мадикен. – Я лучшая ученица в классе.

      – Кто же это сказал? – интересуется мама. – Ты или учительница?

      – Мы обе так считаем, – говорит Мадикен.

      Мама и папа переглядываются с довольным видом, знай, мол, наших! Зря они раньше беспокоились – школа даже из такой шалуньи, как Мадикен, может сделать человека.

      Но дни идут, и Мадикен уже без прежнего рвения учит уроки. Маме приходится напоминать, что надо ещё сделать примеры. Из детской больше не слышится «И, О, У», слышен только привычный грохот стульев – это Мадикен и Лисабет опять колобродят и всё роняют и переворачивают.

      Однажды вдруг раздаются новые звуки: «О Адольфина! О Адольфина! Вместе забыться!»

      Маме это не понравилось.

      – Фу, Мадикен, – говорит мама. – Что за дурацкие слова? Кто тебя научил этой глупой и пошлой песне?

      Подумать только! Мама ничего не знает! Она не знает, какая замечательная вещь появилась у Нильсонов. Ведь это – граммофон! С большой-пребольшой трубой! Дядя Нильсон ставит пластинку «О Адольфина!» каждый день и танцует под музыку с тётей Нильсон. Среди звуков, которые несутся из трубы – шипения, скрипа и треска, – можно кое-как расслышать и Адольфину. Но мама почему-то недолюбливает Нильсонов. Разве её поймёшь?

      – Так как же, Мадикен? Кто научил тебя этой глупой песне?

      Мадикен краснеет.

      – Это… это Рикард, – говорит она наконец, потому что ей неохота признаваться, что она выучилась этой песне у Нильсонов.

      – А кто это – Рикард? – спрашивает Лисабет.

      – Кто Рикард? Это мальчик из нашего класса, – с бухты-барахты выпаливает Мадикен.

      – Вот как? – говорит мама. – По-моему, тебе с этим мальчиком лучше не водиться.

      Спустя несколько дней петушок из «Азбуки» вытряхнул для Мадикен пять эре, хотя, по правде сказать, она в последнее время не отличалась прилежанием. На пять эре