Жестокие духи. Кэт Чо

ты заинтригована, что может таиться за этой дымкой. Или ты боишься обжечься?

      – Я боюсь заболеть эмфиземой, – ответила Сомин, скрестив руки на груди. Не позволяя ему увидеть ее истинные чувства, хотя пульс у нее участился.

      Из-за угла показался Чханван, осторожно несущий три переполненных стакана с кофе, и Сомин использовала эту возможность, чтобы повернуться спиной к непоколебимой ухмылке Чуну. Чханван, должно быть, купил кофе в одном из автоматов, потому что крышек у стаканов не было, а зря – часть кофе уже расплескалась и испачкала ему рубашку.

      – Чханван-а, – укорила его Сомин, – вот зачем ты так быстро идешь с кофе в руках?

      – Я не хотел, чтобы он остыл. – Чханван поморщился: кофе ошпарил ему голую руку, уже розовую от пролитых ранее капель.

      Прежде чем Сомин смогла протянуть руку, Чуну ловко выхватил у Чханвана два стакана и подал один ей. Она засомневалась, стоит ли ей брать его. Или лучше опрокинуть стакан на него? Но она знала, что это ребячество, поэтому приняла стакан, стараясь ни в коем случае не прикоснуться к руке Чуну.

      Она подула на свой напиток, но, сделав глоток, буквально зашипела от боли – такой горячий был кофе.

      – Осторожнее, неужто ты обжечься решила? – сказал Чуну, наблюдая за ней поверх края своего стакана. Судя по его самодовольному и многозначительному тону, он имел в виду нечто большее, чем кофе.

      Громкий голос эхом разнесся по больничной приемной.

      – Чханван! – Это не был крик, но прозвучало очень глубоко и властно. – Как ты посмел сбежать с занятий? – К Чханвану подошел его отец и недовольно ткнул того пальцем в грудь.

      Как и сын, он был высоким. Но если Чханван выглядел неуклюжим и угловатым, то у его отца от регулярных тренировок была плотная фигура. Однажды Чханвана заставили тренироваться с ним целую неделю. У него все так разболелось, что он едва мог ходить и жаловался, что у него появились синяки в местах, о существовании которых он раньше и не подозревал. Вскоре его отец отказался от попыток заставить сына нарастить мышечную массу, точно так же как он отказался от многих других вещей в отношении сына.

      – Но абоджи [22], моя подруга…

      Отец отвесил ему звонкий подзатыльник, и Чханван умолк. Сомин хотела вмешаться. Но вместо нее за друга вступился Чуну.

      С открытым ртом Сомин наблюдала, как токкэби встал, словно живой щит, между Чханваном и его кипящим от злости отцом.

      – Господин, кажется мне, мы до сих пор не встречались. Меня зовут Чуну, – холодно поздоровался он, не удосужившись даже поклониться в знак приветствия – вместо этого он только слегка наклонил голову. Этот жест определенно не ускользнул от внимания отца Чханвана.

      Господин О сжал челюсти:

      – У меня нет времени вести светские беседы с твоими друзьями, Чханван. Садись в машину.

      – Да, абоджи.

      – Неужели он не может навестить больную подругу? – спросил Чуну.

      – Она умирает? – уточнил господин О.

      – Насколько я знаю, нет, – сказал Чуну, и Сомин заметила, что токкэби прижимает к боку крепко сжатый кулак, как будто

22

Абоджи (кор. 아버지) – отец.